Смеющийся труп

Я покачала головой. В присутствии Ванды я не могла у него спросить. Может быть, потом. Может быть.

Я опустилась перед Вандой на колени. Она стиснула банку с газировкой так крепко, что помяла ее. Я не стала к ней прикасаться, просто опустилась рядом.

– Я не позволю ему тебя обидеть. Честно. Гарольд Гейнор мне угрожает. Вот почему мне необходима твоя помощь.

Ванда смотрела на меня, но прислушивалась к тому, что происходит у нее за спиной. Плечи ее были настороженно приподняты. Она не сможет расслабиться, пока Жан-Клод в комнате. У леди есть вкус.

– Жан-Клод, а Жан-Клод?

Когда он обернулся ко мне, лицо его было нормальным, как никогда. Улыбка играла на его полных губах. Это был спектакль. Притворство. Черт бы его побрал. Почему, становясь вампиром, человек превращается в садиста?

– Выйди на время в спальню. Нам с Вандой надо поговорить наедине.

– В твою спальню. – Улыбка его стала еще шире. – С огромным удовольствием, ma petite.

Я нахмурилась. Все ему нипочем. Как всегда. Но он вышел из комнаты, как я просила. Ванда сразу опустила плечи. Она судорожно вздохнула.

– Ты ведь правда не дашь меня ему в обиду?

– Правда, и не сомневайся.

Она снова начала тихо плакать. Я не знала, что мне делать. Я никогда не понимала, что делать, когда кто-то плачет. Обнять ее? Погладить по руке. Что?

Наконец я просто села на пол возле нее и стала ждать. Через некоторое время плач прекратился. Она моргнула. Макияж ее исчез, просто исчез. От этого она выглядела не менее красивой, но более уязвимой. У меня возникло желание взять ее на ручки и покачать. Наврать, что все будет хорошо.

Но когда она уйдет отсюда, она снова будет шлюхой. Шлюха-инвалид. Как это может быть хорошо? Я покачала головой в ответ на собственные мысли.

– Принести тебе салфетку?

Она кивнула.

Я принесла с кухни коробку. Она промокнула глаза и тихо, очень благовоспитанно высморкалась.

– Мы можем говорить теперь?

Она моргнула, потом кивнула мне и робко глотнула колы.

– Ты знаешь Гарольда Гейнора, верно?

Она тупо уставилась на меня. Неужели мы ее сломали?

– Если он узнает, он меня убьет. Если я не хочу стать кладбищенской приманкой, то уж тем более не хочу умереть.

– Никто не хочет. Поговори со мной, Ванда, пожалуйста.

Она тяжело вздохнула:

– Хорошо, я знаю Гарольда.

Гарольда?

– Расскажи мне о нем.

Ванда, прищурившись, смотрела на меня. Вокруг глаз у нее собрались еле заметные морщинки. От этого она казалась старше, чем я подумала сначала.

– Он еще не присылал к тебе Бруно или Томми?

– Томми приходил поговорить.

– И что было?

– Я показала ему пистолет.

– Вот этот? – тихо спросила она.

– Да.

– Чем ты умудрилась так разозлить Гарольда? Что ты такого сделала?

Соврать или сказать правду? Ни то, ни другое.

– Я отказалась кое-что сделать.

– Что?

Я покачала головой:

– Не имеет значения.

– Явно это не секс. Ты не калека, – сказала она с некоторым усилием. – Он не прикасается к здоровым женщинам. – Горечь в ее голосе была такой густой, что ее можно было мазать на хлеб.

– Как вы познакомились? – спросила я.

– Я училась в колледже, а Гейнор был спонсором нашего факультета.

– И он пригласил тебя к себе?

– Да. – Она говорила так тихо, что мне пришлось к ней наклониться, чтобы услышать.

– И что было дальше?

– Мы оба были в инвалидных креслах. Он был богат. Это было здорово. – Она поджала губы, словно разравнивала помаду, потом глотнула.

– И когда это перестало быть здорово? – спросила я.

– Я переехала к нему. Бросила колледж. Это было... легче, чем колледж. Легче, чем все остальное. Он не мог мною насытиться. – Она снова опустила глаза. – Потом ему захотелось разнообразия в постели. Видишь ли, ноги у него повреждены, но он их чувствует. А я не чувствую. – Ванда уже почти шептала. Мне пришлось прислониться к ее коленям, чтобы расслышать, что она говорит. – Ему нравилось выделывать всякие штуки с моими ногами, но я не чувствовала. Поэтому сначала мне казалось, что ничего такого в этом нет, но... но потом он действительно спятил. – Она вдруг взглянула мне в лицо. Глаза ее казались огромными, в них стояли слезы. – Он меня укоротил. Я ничего не чувствовала, но дело ведь не в этом, верно?

– Конечно, – сказала я.

Первая слеза покатилась по щеке Ванды. Я коснулась ее руки, и она сжала мои пальцы, как маленький ребенок.

– Ничего, – сказала я, – ничего.

Она плакала. Я держала ее за руку и врала:

– Уже все прошло, Ванда. Он тебя больше не тронет.

– Все трогают, – сказала она. – Ты сама собиралась меня тронуть. – Глаза ее обвиняли.

Было уже поздно объяснять ей игру в хорошего и плохого полицейского. Она все равно не поверит.

– Расскажи мне о Гейноре.

– Он нашел себе глухую девушку.

– Цецилию, – сказала я.

Она посмотрела на меня с удивлением:

– Ты ее знаешь?

– Немного.

Ванда покачала головой.

– Цецилия, действительно, ненормальная. Ей нравится мучить людей. Она от этого балдеет. – Ванда смотрела на меня так, словно пыталась измерить степень моего потрясения. Была ли я потрясена? Нет.