Смех Again

Затем, что ни по маминой, ни по папиной линии Артёмов ещё не было. А Александр теперь, соответственно, был. Мурманского кузена по этой причине я ненавидел до десятилетнего возраста. Как оказалось, впрочем, зря.

Но больше всего бесило то, каким отчеством я награжу своих детей. Сын мой с детства станет носить идиотское клеймо «Артёмович». А бедная моя дочь будет до конца жизни страдать какой-то нереальной «Артёмовной», дружить с ней нормальные люди откажутся, и хорошего мужа она себе не найдёт.

Какое бы имя я ни подставлял, получалось всё равно мерзко: Наталья Артёмовна… Не-а. Валерия Артёмовна? Тьфу!.. Ксения Артёмовна? Вообще на голову не натянешь… Будущую дочь нужно было спасать. В четвёртом классе я стал выписывать в тетрадку все имена подряд. Потом — просто все слова женского рода. Исписав 96 листов, я с ужасом понял: единственное благозвучное сочетание, пришедшее мне в голову, — Ракета Артёмовна.

Тетрадку я порвал и сжёг за домом. После чего решил вообще не жениться. Потом я привык. Потом мне стало пох.

Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

Звук, который сопровождает тебя постоянно, становится безликим. Все эти «тик-так» со стены в зале, шум воды в трубах и урчание холодильника.

Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

Во время войны водители засыпали на ходу, за рулём прямо под взрывы бомб. Они их не слышали. Тут главное привыкнуть.

Люди, живущие возле железнодорожного полотна, не просыпаются посреди ночи. А днём просто делают телевизор погромче. Они не слышат стука колёс.

Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

Можно, не спеша, есть под звук вбиваемых в землю свай. Можно спокойно спать под гул взлетающих самолётов.

Главное — привыкнуть.

К глухому шуму за окном. Непрекращающемуся ремонту у соседа. Ежедневному жужжанию у тебя в руке.

— Ай!

Говорят, к боли можно привыкнуть. Даже получать удовольствие. Мазохизм… Вроде так.

— Ай!

Грудь — место чувствительное. Рядом проходят нервные окончания соска. До него пара сантиметров, но ощущения малоприятные. Будто водят раскалённым гвоздём. Есть места повеселее. Например, кожа на рёбрах.

— Ай! Ты делаешь мне больно!

— А ты всегда бреешь грудь?

Я опускаю конец иглы в маленькую ёмкость с краской:

ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

Стены до самого потолка увешаны листами с чёрно-белыми и цветными рисунками. Узорами. Celtic & afro. Tribal & котята. Языки пламени и улыбающиеся мышата. Большинство уже перекочевало на кожный покров десятков людей. Сотен. Растиражировано в массы.

Я копировальный аппарат. А сидящий в кресле — ещё один лист бумаги из пачки. Он говорит:

— По контракту положено.

— И ноги бреешь?

— И ноги.

— И лобок?

ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-жж-ж

— И лобок… Ай! Ты садист!

— А ты пидор.

ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

— Я не пидор.

— Ты танцуешь для пидоров.

Каждый вечер, кроме понедельника. Групповой танец в форме морячка. Одиночный — в кожаных шортах с подтяжками. Приват — в слипах. Так, что веревка давит в анус.

— Для старых толстых пидоров.

— Я не пидор, — говорит он.

— Я танцор, — говорит он.

— Стриптизёр, — поправляю я, — конец иглы опускается в ёмкость с краской. 10 фунтов за 10 ml. Качество. Прямая поставка из Лондона.

— Они трогают тебя руками? — спрашиваю я.

ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

— Они суют тебе в трусы деньги?

— Конечно. Это моя работа, — он морщится, — тебя не раздражает это жужжание?

— Нет.

Главное привыкнуть.

— Скоро уже?

Если когда-нибудь, кому-нибудь придёт в голову составить сборник часто задаваемых вопросов, я внесу свою лепту. Каждый сможет. Человек любой профессии. Глав в такой книге будет много. Но сами они будут очень короткими.

Глава «Продавец». Или «Работник торговых предприятий»:

Сколько стоит (название товара)?

Или:

Можно посмотреть этот (название товара)?

Или:

Срок годности (название товара) не истёк?

«Скоро уже?» Вот что я скажу составителю книги.

Неисчислимое количество раз. Биллионы? Квадриллионы? Сикстиллионы?

Много раз. Каждый раз.

Я выключаю машину, снимаю резиновые перчатки, протираю вздувшийся эпидермис чистой салфеткой, протягиваю мыло:

— Промой хорошенько.

Я открываю ящик и достаю один из тюбиков:

— Детский крем. Смажь сейчас. И каждый день, пока не заживёт.

Я говорю:

— Не отковыривай корочку. Пусть отпадёт сама.

Он смотрит на своё отражение в зеркале.

— А скоро заживёт?

Где ты — составитель книги?

— Скоро, — я смотрю на часы. Мне нужно успеть сделать ещё одно дело. И сделать его нужно именно сегодня.

— Рейс на Волгоград отправляется с четвёртой платформы через пятнадцать

минут.

Голос диспетчера, искажённый и усиленный динамиками, рикошетит о стены, прохладный мраморный пол и теряется где-то в вышине. В районе выгнутого дугой купола с пыльными стёклами.

У мужика, стоящего в очереди передо мной, потускневшее от времени обручальное кольцо из паршивого золота и грязь под девятью ногтями. Десятый ноготь отсутствует. Вместе с мизинцем левой руки.