Смех баньши

— Меня зовут Гарет, милорд. — И опять его голос слегка предательски задрожал. Его и самого била тонкая дрожь. Меня он, что ли, боится? Впрочем, наша собачка кого только не впечатлила. Только зачем тогда ходить за мной и всхлипывать? Я решил не обращать внимания, чтобы не обижать его. И так Гарет не производил впечатления счастливого ребенка.

— Почему ты один, Гарет? Разве принцам можно так ходить по ночам, когда вокруг может быть полно врагов?

Он поднял голову. Его лицо напоминало в темноте хрупкую полупрозрачную алебастровую маску с провалами вместо глаз.

— Ты же ходишь.

— Я немножко старше.

— Значит, и врагов у тебя должно быть больше, — он слегка недоуменно пожал плечами.

Я подавил невольный смешок. Забавный парнишка.

— Интересно ты говоришь, Гарет.

— Так мама говорит, — пояснил он без тени веселья.

— Мама говорит?

— Да. Она на самом деле твоя сестра?

— Так говорят.

— Она хотела бы поговорить с тобой.

— Вот как? О чем?

— Ну, она ведь твоя сестра.

— Логично.

Мы замолчали. Гарет в темноте смотрел на меня, я смотрел на него. Мы оба мало что видели.

— Сейчас? — спросил я наконец.

— Сейчас, — кивнул Гарет. — Ты пойдешь со мной, милорд?

Я рассеянно потер один из своих браслетов, снимая кое-что с предохранителя. Так, на всякий случай. Хотя лучше будет этим не пользоваться без крайней необходимости.

— Значит, так, — проговорил я со вздохом. — Она послала тебя в ночь, одного. И видно, очень рассердится, если ты и вернешься один, без того, за кем тебя послали.

Гарет молчал. Кажется, он сдерживал слезы.

— Я пойду с тобой, — сказал я. — Хотя бы затем, чтобы спросить, о чем она думала, посылая тебя неизвестно куда в лес искать волков.

— Я не боюсь волков, — проворчал Гарет. — У меня есть кинжал.

— А у волков есть зубы. Homo homini lupus est. Ты знаешь, что это значит?

— Человек человеку волк, — без запинки ответил Гарет.

— Твоя мама, наверное, часто тебе так говорит.

Я услышал как он удивленно выдохнул.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, раз она моя сестра. И где она меня ждет?

— В праздничном шатре, одном из тех, что подальше от костров.

— Ладно, веди. Я за тобой.

Мы двинулись в путь через заросли уже высокой травы, тяжелой и влажной от росы. Стрекотали насекомые, мерцали яркие звезды, звуки и огни праздника казались отдаленными и отстраненными. Я и впрямь далеко от них зашел. И к шатрам мы подойдем, так толком к ним и не приблизившись.

— Получается, что ты мой дядя, — задумчиво проговорил Гарет, немного удивленно.

— Получается, — не стал я спорить.

— А где ты был все это время?

— Далеко отсюда. Примерно, как до луны. Может, как-нибудь расскажу, если будет время.

— Ты очень странный.

— Это только кажется.

— Почему?

— Потому что все мы совсем не такие, какими кажемся.

Он опять замолчал, о чем-то задумавшись.

— Ты все равно странный. Говоришь со мной как со взрослым. Вернее — нет, будто желаешь мне добра. Не в словах. Как-то по другому. По-моему, ты вообще добрый.

— Это странно?

— Для короля. Меня учат совсем другому.

— Ты меня просто совсем не знаешь, Гарет.

— Вот это и странно. С другими людьми мне все ясно.

Я тихо хмыкнул и ничего не ответил, прикусив язык. С этим парнишкой определенно надо держать ухо востро. Заплетает в слова как в кружева. И вроде бы, совершенно невинно. Занятный племянничек.

Из темноты выступила фигура с копьем наперевес и щитом. Гарет негромко не то фыркнул, не то мяукнул, и как-то особенно махнул рукой. Фигура исчезла, чуть прошуршав травой. Подобное шуршание повторилось еще пару раз, прежде чем мы смогли дотронуться до шелковистого полога, тепло светящегося изнутри как розово-золотистая раковина, которую пронизывает солнце. Праздничный павильон королевы Лотианской — гримерная актрисы-примы.

Гарет скользнул внутрь и почти в то же мгновение снова приподнял полог, приглашая меня войти. В ночной прохладе из открытого шатра так и дохнуло густым теплом, скопившимся от масляных светильников, доверху наполненных ароматным маслом. Запах жимолости, меда и роз обволакивал все будто сахарная вата, причем изрядно подтаявшая.

Моргейза встретила меня пристальным притягивающим взглядом и ослепительной улыбкой. Я не мог не ответить ей тем же. Черные веера ресниц еле заметно дрогнули, она чуть повела рукой в небрежно отстраняющем жесте. Ощутив легкое движение воздуха, я оглянулся — Гарет исчез, безмолвно и бесшумно, как клочок сизого чада, только чуть колыхался упавший тканый полог.

— Зачем же было его отсылать? — полюбопытствовал я. — Да и посылать…

— Милый брат! — патетично воскликнула Моргейза, пропустив мой вопрос, впрочем, совершенно академический, мимо ушей, и в следующее мгновение мы уже с чувством целовались.

Вышло это как-то машинально и, надеюсь, вполне по-родственному. Исторически поцелуй в губы еще не стал прерогативой чисто сердечных отношений. И хотя химически во мне чуть не произошла революция, я успел опомниться и не пойти дальше. Хотя это и было бы почти логично. Я немного попятился из объятий названной сестры, и увидел как она посмотрела на меня искоса с непередаваемым лукавством.

— Я тоже рад встрече, — проговорил я осторожно.