Смех баньши

— Король Леодегранс, — сурово окликнул я. Тот поперхнулся, обгладывая потихоньку баранью лопатку, которую не успел ни в кого запустить, и похоже почувствовал себя очень неуютно, когда всеобщее хищное внимание переключилось уже с Уриенса на него. — Ты ведь сожалеешь о том, что невольно дал повод брату своему к обиде? Не так ли?

Леодегранс судорожно глотнул, затравленно огляделся и проблеял.

— Я… хм… да-а… э-э… Сожалею. Конечно!

— Благодарю, — молвил я не слишком доверчивым тоном. Леодегранс покраснел. Не знаю, мелькала ли у него мысль, что яйца курицу не учат, но высказать эту идею вслух он постеснялся. И правильно. Сейчас мне было все равно, кем он меня видит и что думает о моем возрасте. Но, скорей всего, он сам не знал сейчас, что и думать. Мельвас был не так далек от истины, сказав однажды про «сотни лет». Иногда это становилось заметно.

Чуть выдержав взгляд на Леодегрансе, я перевел его на Лота. Тот сориентировался моментально:

— Брат мой, я тоже весьма сожалею об этой прискорбной ссоре!

Я улыбнулся.

— Благодарю, милорды. Так пожмите друг другу руки, и пусть исчезнет между вами даже тень раздора. — Когда они с некоторой натяжкой это исполнили, я добавил завершающий штрих:

— А теперь, представьте, что этот стол — круглый, — призвал я увлекшись, как заправский массовик-затейник. — И за ним нет мест лучших или худших — все зависит только от вас. Если мы обернемся — не будет стороны света, с которой на нас можно напасть врасплох, не останется незащищенных границ, не останется слабых мест. Но это требует доверия и честности от всех нас, и взаимного уважения — недостаток их всех ударит жестоко, и нам самим придется быть жестокими, если это случится. Да не допустят этого боги, и да сохранят нас от всякого зла!

Я поднял рог, наполненный вином, а ответил мне громкий довольный рев, перешедший в дружный троекратный вопль:

— Долго живи, король!

Я сел, посмеиваясь, и обращаясь сам к себе, воскликнул: «Какой актер пропадает!» — Эту реплику я стащил у Нерона.

Дальше все пошло уже спокойней, и все вопросы государственной важности касались, в основном, только кулинарии. А вещи более беспокойные мы оставили для завтрашнего совета. Сегодня же все только ели, пили и веселились по мере сил, и последнее, что я помню о том вечере или уже утре, это как мы с Кеем на пару перетаскивали сладко посапывающего графа Эктора в его комнату. Бедвир вертелся рядом, пытаясь перехватить инициативу, и занудно намекал мне, что не королевским я делом занимаюсь. На что я резонно отвечал, что будучи единственным трезвым во всей компании, я просто обязан взять в свои руки столь ответственную и тяжелую во всех отношениях задачу.

Пожалуй, надо всем еще всплывает странно задумчивый взгляд Кадора, преследовавший меня в тот день до самого конца. И слова Кея, что он всегда подозревал, что я могу быть тем еще камнем на шее, если захочу.

А потом были всего лишь сновидения, о которых не стоит помнить.

Общий план крепости, который мы восстановили на чертеже, был на самом деле очень даже неплох. В основе его лежали правильные квадраты и другие разумные геометрические фигуры. Запутано все оказалось лишь в результате нововведений, разрушений и перестроек по каким-то сиюминутным соображениям, включающим в себя и вполне сознательные акты вандализма с целью покончить с позорным римским прошлым.

Фризиан брал на заметку места, которые стоит в первую очередь пустить под снос, Олаф пытался терпеливо пристроить к постоянно меняющейся схеме системы канализации, вентиляции и теплообмена, используя или не используя остатки старых. Гамлет пытался бастовать, заявляя, что все только дурью маются, и его лично эти доисторические проблемы никак не касаются, после чего решил, что совершенно необходимо усовершенствовать систему стоков лишней влаги со двора и из подвала. Дурака по большей части валял только я, как субъект чрезмерно загруженный связями с общественностью, так что идеи подкидывал только мимоходом, бессистемно, зато по всем возможным направлениям и не сильно утруждаясь математикой или логикой. За что я любил эти маленькие сборища, так это за поистине космический порядок и хоть какую-то наполненность смыслом, по сравнению с теми шумными и бестолковыми высокими собраниями, вроде того, что состоялось после того, как в Камелоте все в первый раз протрезвели. Ну и поскольку с похмелья думается лучше, тут же занялись важными делами.

Однако сперва меня нашел Гарет, и отказать ему я конечно не мог, тем более, что все равно уже проснулся и выбравшись на открытую площадку полуразрушенной башни разглядывал внизу давно рухнувшие отсюда обломки парапета.

Моргейза встретила меня загадочным взглядом.

— Доброе утро, брат.

— Доброе утро, сестра.

Уже с «утра» — а раз в замке почти никто еще и не проснулся с прошлой ночи, можно было и впрямь считать это утром, она выглядела удивительно свежей и ухоженной. А ведь ей все-таки немногим больше двадцати пяти, — решил я, — а может, вовсе и не больше. Я дал бы ей и меньше, если бы не Гарет.