Все исторические войны на Кавказе были столетними. Потому что сосуществовать и соседствовать эти гордые люди умеют. А вот быть завоеванными, покоренными – нет. Поэтому другая политика должна проводиться в этом регионе. Дай бог, чтобы сегодня умный, самодостаточный и состоявшийся молодой политик Александр Хлопонин сумел стабилизировать обстановку на Кавказе. Поскольку не самая радужная атмосфера и в Дагестане, и в Ингушетии… Нужно продумать и решить этот вопрос самым мирным путем. Зачем столько жертв, обездоленных семей, сирот?
Кстати, афганские события – тоже не правое дело было, потому что понятие интернационального долга здесь неприменимо. Я понимаю, когда интернациональный долг имел место в борьбе с фашизмом, когда все страны выслали своих лучших сынов по доброй воле защищать мир. А здесь что?
Жаль, что сильное огромное государство – Союз Советских Социалистических Республик – было разрушено. Я могу высказать свое субъективное мнение, как гражданина, что Балтийские страны, присоединенные силой и являвшиеся до этого самостоятельными государствами, пошли естественным курсом на отделение.
Что касается остальных республик, таких как, например, Грузия, которая была спасена много раз русскими воинами и от набегов турок, и от татар; Грузия, с которой нас связывает многолетняя братская дружба, – и вдруг такие жуткие отношения! Это для меня дико.
А самое удивительное – Украина и Белоруссия. Это выдуманные границы, потому что с ними мы всегда существовали как единое славянское государство. Понятно, языковые моменты, но разве подобное мешает оставить наши три государства объединенными на равных условиях? Сегодня Украину разрывает борьба за власть – даже школьнику ясно, о чем идет речь, потому что все претенденты видны как на ладони.
Наша задача, я считаю, сохранить не просто дипломатические, а близкие отношения с Белоруссией. С уходом огромной страны, разрывом Союза, пускай неправомочного в чем-то, но имеющего огромное хозяйство и сильную армию, мы многое утратили. Сегодня можно сказать, что армия разрушена. Плановое хозяйство развалено, пострадала промышленность, которая была разделена на отдельные отрасли, сконцентрированные в различных республиках. Потому остановилось развитие самолетостроения, военной промышленности и так далее. Это настоящая беда, которая пришла неожиданно из Беловежской Пущи. Встретились три человека, которые не совсем адекватно, видимо, себя чувствовали, и одним махом решили проблему многих миллионов.
Сегодня я послушал первого президента Украины Леонида Кравчука – он говорит, что сейчас Россия навязывает им свою волю, а они должны говорить на своем языке и так далее. А когда он при Союзе был партийным деятелем, почему он об этом не говорил? Почему он не говорил этого в ЦК, в Москве, в Кремле на совещаниях? Показатель самостийности – это геройская звезда Бандеры? Не надо быть историком, чтобы понять, что происходило во время войны. Повстанческое движение на Украине имело одну понятную, благородную цель: освобождение Украины и война с захватчиками до победного конца; а вторую непонятную – сотрудничество с фашистами и уничтожение мирных жителей. Даже сопротивление Советской власти оправдать можно было, но эсэсовские дивизии, состоящие из украинских националистов, не лучшая биография, чтобы оправдать Степана Бандеру и дать ему Героя сегодня, когда жалкое существование влачат настоящие герои войны, защищавшие Украину и всю Советскую страну.
Война в Чечне разжигает, разжигает и разжигает националистические настроения и в остальных республиках. И в Азии, и на Кавказе. Для меня разрушенный аэропорт в Грозном, где мы на двух машинах с Сашей Розенбаумом выступали несколько лет назад перед нашими военными, стал колоссальным стрессом.
Я вообще не люблю политику и не хотел бы ею заниматься. Мне удалось пожить в огромной стране, которой можно было гордиться, и были претензии к этой стране, потому что на самом деле был не железный, а стальной занавес. Может быть, мы жили скудно, перенашивая за старшими одежонки, но были сыты. Пускай все было недорого, но особой радости не видели. Особенно это касается наших родителей, которые, кроме послевоенной разрухи и тяжкого процесса восстановления народного хозяйства, ничего не застали.
Когда я вижу в Америке пожилых людей, которые в 70–80 лет путешествуют в Италию, в Испанию, то, закрывая глаза, понимаю: если бы не я, мои родители никогда не смогли бы съездить ни в Венгрию, ни в Германию, ни в Израиль. Больше они нигде не были. Они не были в тех странах, где есть на что посмотреть, где люди много лет живут в достатке.