Читаем Смех без причины полностью

Вчера вечером мне звонил Слава Добрынин, плакал как ребенок. Вспоминал, что лучшие гастроли в жизни у него были именно с Борькой. Круглосуточно смех, анекдоты, веселье, праздник при встрече, застолье при прощании. Не так, как зачастую бывает: после выступления об артисте забывают, даже не всегда по-человечески проводить удосуживаются. Боря делал все от самолета до порога. Из Америки позвонил Коля Басков, тоже с рыданиями. Когда Николай был на концерте в Курске по приглашению Бориса, то со сцены сказал много добрых и искренних слов о нем. Коля вообще очень сблизился не только со мной, но и со всей нашей семьей и принял наше горе очень близко к сердцу. Так же, как и Филипп Киркоров, звонивший мне в слезах и вспоминавший очень тепло о Боре. Иосиф Кобзон звонит по десять раз в день, очень волнуется о здоровье мамы. Он всегда говорил, что нас с ним объединяет любовь к матери. Мама Иосифа, которую он боготворил, давно покинула этот мир, как и мама Левы Лещенко и многих других, и мою маму они называют «нашей мамой», почитая ее как родную.

Борю все любили, потому что он вообще был очень заботливым и внимательным. Он же не всегда был больным и слабым. До того как его подкосила болезнь, это был сильный красивый мужчина, душа любого застолья, способный одним махом выпить стакан водки! Так делал Ян Абрамович Френкель. Он выпивал стакан водки и говорил:

– Догоняйте… – И больше в этот вечер не пил.

А Боря говорил: «Догоняйте» – и пил еще несколько стаканов.

Никто не был обойден Бориным вниманием. Он был физически очень крепким, просто пропустил момент, когда надо было заняться своим здоровьем. Оно ведь у каждого не бесконечно. Перед роковой операцией, когда ничто не предвещало трагедии, я разговаривал с братом. Он сказал, что готов к победе и ждет меня из Юрмалы, где мне предстояло участвовать в фестивале «Новая волна».

Я со спокойным сердцем улетел. Потом мне позвонил начальник госпиталя, сообщил, что операция прошла успешно. Позже позвонил врач и сказал, что сердце Бориса, к сожалению, не выдерживает, «не заводится». Я ответил: «Заводи!» Врач произнес: «Дайте мне минут двадцать». Минуты превратились в вечность. Через двадцать минут мне сообщили о смерти брата.

Жуткое совпадение: на параллельную линию моего мобильного телефона в это самое мгновение звонила мама. Она беспокоилась о Боре. До утра я врал ей, что Боря в реанимации. А сам тем временем собрал вещи и вылетел в Москву. Тамаре и Насте не удалось взять билеты на тот же рейс, они прилетели утром.

Самое страшное было сказать о случившемся матери, которая вместе с мамой моего друга и соратника Александра Достмана отдыхала в санатории, она знала, что я накануне улетел в Юрмалу. Поэтому, когда мы с Александром приехали в санаторий, мама, встретившая нас на крылечке, все сразу поняла. Она не могла осознать, как это возможно, что мать в восемьдесят восемь лет жива, а сын в шестьдесят шесть ушел. Я пытался объяснить ей, что Боря отмучился, потому что у него были страшные боли, ему все время кололи какие-то лекарства. Бедное сердце брата не выдержало таких испытаний.

Ко мне приехала большая курская диаспора, все рыдали, говорили, как им его не хватает. Брат до конца продолжал работать. Говорил, что если будет сидеть дома, то умрет еще раньше. Общение с людьми было для него очень важно. Все помнят Борьку светлым, ярким, веселым и артистичным, красивым и музыкальным. Он много добра сделал, много построил в Курске. Будучи сам пациентом онкологического центра, бесконечно хлопотал за других больных земляков, чтобы они тоже могли пройти необходимое лечение. Добрейшей души был человек, и потому очень сдружилась с ним моя жена Тамара. Она была последней, кто видел его перед операцией. Я выступал на концерте, а Тамара встретила его на вокзале, привезла на дачу, окружила вниманием и заботой, потом отвезла в больницу и уже приготовилась сама ухаживать за ним в период послеоперационной реабилитации. Отвела ему апартаменты на даче – самые прохладные и удобные комнаты. Как раз это все произошло в период страшной жары, обрушившейся на Москву и соседние регионы. Тамара очень жалела Бориса, сочувствовала ему и любила как родного. Для Тамары, для Насти, для Бориной семьи и для нас с мамой его уход стал настоящей трагедией. Особенно для мамы. Мы все сравнительно молоды, а маме трудно пережить это горе. Дай бог сил ей и всем нам. Пока живы наши родители, мы остаемся детьми. А так хочется продлить детство.

Приняли решение похоронить Борю здесь, в Москве, потому что и отец тут похоронен, а в Курске у нас уже, кроме Аллочки, никого не осталось. Аллочка – жена брата, теперь вдова, много лет в нашей семье. Преданный, добрый, милый человек. Дружит с моей женой, мама ее очень любит. Я сделаю все возможное, чтобы она жила с нами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное