Смех дракона (сборник)

Краш приободрился. Лес поредел, впереди возник крутой берег реки. По краю берега вилась укатанная дорога. Пробившись меж деревьями, лучи восходящего солнца больно резали глаза. У подарка Черной Вдовы – «темного зрения» – имелась обратная сторона. Выйти из леса Краш не спешил. Сень вязов и грабов хоть как-то спасала от слепящего света.

Есть хотелось все сильнее.

Тут ему повезло: отчаянно моргая, плача от рези под веками, он сослепу угодил прямиком в цепкие объятия ежевики. Колючки – это, конечно, зря, но спелые, иссиня-черные ягоды… Когда Краш выбрался из зарослей, весь перемазанный сладким соком, солнце уже припекало. При помощи кинжала мальчик соорудил пояс из лыка и берестяной туесок, куда сложил оброненные Вульмом драгоценности: два крупных рубина и золотую цепочку. Привесив туесок к поясу, он спустился к реке. Утолил жажду, умылся; смыл с клинка следы крови.

Сунув кинжал за пояс, Краш решил, что имеет вполне независимый и даже воинственный вид.

* * *

До трактира он добрался к вечеру, когда солнце коснулось снежной вершины Герагаса, короля западных гор. В животе урчало. Саднили сбитые ноги. "Надо обувку раздобыть," – в сотый раз твердил себе Краш. Но сначала – ужин! Золотая цепочка лучше денег. Хватит на ночлег, еду в дорогу, на замечательные мягкие сапоги из оленьей кожи, какие были у отца…

От воспоминания об отце заныло в груди. Отец погиб, защищая семью. Погиб без смысла и толку – их все равно схватили. Краш будет умнее. Он выжил в плену, а теперь выживет и подавно! Кстати, рубины стоит приберечь.

Пригодятся.

Дверь приземистого, похожего на жабу строения, сложенного из толстенных бревен, была гостеприимно распахнута – в первую очередь, чтобы выветривался чад. Крыша из теса поросла мхом, напоминая небритую щеку старца. Над трубой курился дымок. У коновязи жевали сено две лошади. Казалось, трактир стоит здесь испокон веков, от сотворения мира.

Тайком охая, Краш заковылял ко входу.

Низкий потолок затянуло копотью. К центральной балке хозяева подвесили колесо от телеги. На его ободе чадила полудюжина свечей. Но даже такая роскошь не привлекала в трактир толпы народу: два мрачных бородача в куртках из кожи, да тощий парень в углу. Бородачи смахивали на братьев-разбойников, а парень, хлебавший какое-то варево из глиняной миски – на бродячего музыканта. Точно, вон и лютня у стены примостилась.

Трактирщик в засаленном фартуке встал на пути:

– Чего тебе, малец?

– Ужин! И переночевать.

– Деньги есть?

– Есть.

– Покажь.

Краш с опаской покосился на бородачей, но те пренебрегли мальчишкой. Тогда он сунул руку в туесок, нащупав цепочку. Золотые звенья масляно блеснули, когда цепочка явилась на свет.

– Золото? – спросил трактирщик, понизив голос.

– Ага!

– Спер, да? У кого?

– Мое, – с гордостью заявил Краш. – Я не вор.

– Дай гляну. Не фальшивая?

Выпускать цепочку из рук не хотелось. Но куда денешься? Заартачишься – трактирщик точно решит, что фальшивка, и прогонит взашей.

– Ты гляди… Настоящая. Чего за нее хочешь?

Краш принялся старательно загибать пальцы:

– Ужин, ночлег, еды в дорогу… И сапоги!

– Идет, – без торговли согласился трактирщик, и Краш понял, что продешевил. – Садись, сейчас жрать принесу.

Цепочка исчезла – только Краш ее и видел! – зато угрюмое лицо трактирщика подобрело. На изрезанном ножами столе возникли две миски, с жарким и бобовой кашей, лепешка и здоровенная кружка пива. Пиво Крашу не понравилось. Он хотел спросить воды, но передумал. Он должен вести себя, как взрослый. Сопляка, который даже пива не пьет, нигде не примут всерьез.

Не такое уж оно противное, это пиво.

Он сделал второй глоток, больше первого – и накинулся на еду. Мясо… ыгх-х-х! – горячущее! Вкусное – пальчики оближешь! Краш облизал. И каша… Давно он не ел по-человечески! Вкус лепешек, что пекла мама, забывать начал…

…мама!..

Он отхлебнул еще пива.

Миски пустели с пугающей быстротой. Кружка – не намного медленней. Живот приятно отяжелел, голова сделалась звонкой, как бубен. Мысли в ней бродили самые радужные. Все будет хорошо. Он выучится на волшебника, отыщет гада-Вульма… Может, мама до сих пор жива? Он вернет Черной Вдове драгоценное Око Митры, а за это а'шури отпустят маму…

Потянуло на двор: пиво просилось наружу.

Выбираясь из-за стола, он растянулся на полу. Устал, наверное. Ничего, облегчимся – и спать. Под крышей, как человек, а не какой-нибудь… какой-нибудь… а-а, не важно! На дворе стемнело, а «темное зрение» вдруг возьми, и откажи. Тут видим, тут не видим. Нет, мы далеко не пойдем. Не дальше коновязи. По пути он три раза упал; поднимаясь, дивился собственной неуклюжести. Ага, дошел. Хорошо, что лошади смирные. Даст копытом – мало не покажется. Упершись рукой в столб, ощущая под ладонью сухую древесину, он с облегчением зажурчал. Что было потом, Краш не помнил. Хотел вернуться в трактир, это точно. Даже двинулся на манящий огонек. Но огонь отдалялся, пока не исчез.

Тьма сгустилась, и Краш увяз в ней.

* * *