Смех и грех Ивана‑царевича

— Брехня, — не глядя вверх, отмахнулся Валентин. — Я ложил аккуратно, по буковке. Вам, барским холуям, лишь бы рабочего человека грязью облить… Вот уж правду говорят: хуже хозяйской собачонки никого нет. Ты трудишься, спину гнешь, а шавка вокруг носится и тявкает. Сам ничего делать не умеешь, мне, рукастому, завидуешь и нарочно над бордюром думать мешаешь. Вот от какого, блин, зверя эти ноги? Они лошадевые или собачьи, а?

Валентин начал вертеть в разные стороны взятую из упаковки плитку, а я неожиданно ощутил обиду, усталость, раздражение и острое желание отпустить люмпену пару «комплиментов». Но сдержался, схватил долото и небольшой молоток, живо вскарабкался на стремянку, за считаные секунды отковырял плитки, слез, потянулся за клеящей массой…

Понимаю, вы удивлены, как ловко я управляюсь с инструментом. Да, раньше мне, чтобы вбить гвоздь, приходилось вызывать мастера. Но, знаете ли, поездки по всей стране с передвижным цирком здорово изменили и закалили господина Подушкина. Теперь я умею варить суп в раковине ванной комнаты захудалого отеля, могу спать в любом положении где угодно, мыться ледяной водой, знаю, как выбить из хитрого администратора, обманывающего артистов, гонорар за выступление, легко договариваюсь с любым заказчиком. А тараканы? Да я почетный истребитель прусаков, коих тучи в общежитиях, где часто приходилось ночевать циркачам! Еще я ловко штопаю старое трико акробатов, разбиваю пуанты, умею завивать волосы Жозефины щипцами, фильтровать воду через тряпку и гладить брюки при помощи кирпичей. Отковырять пару кафелин и заново уложить их мне, человеку, легко чинившему повозку, которую вытаскивал на арену медведь, — как чихнуть. А еще я отлично знаю, что дешевые пельмени с майонезом прекрасный ужин (в особенности, если позавтракать и пообедать не удалось).

Внезапно пришедшее на ум воспоминание про майонез почему‑то заставило меня насторожиться. Я не люблю сей соус, он излишне жирный, калорийный, но голодный человек не раздумывает о здоровом питании, а ест что дают. Снова осев в Москве, я не прикасаюсь к майонезу, но почему мысль о нем так меня встревожила?

Продолжая недоумевать, я слез со стремянки и услышал недовольный голос Ксении:

— Какого черта? Сколько можно колотить в стену? Ночь на дворе. Иван, прикажи кретину не шуметь.

— Ни фига себе ночь! — заржал Валентин. — Скоро девять утра натикает, уже завтракать пора.

Я посмотрел на стоящую в дверях Ксению, одетую в теплый халат. Она стянула с волос резинку‑махрушку, светлые локоны рассыпались по плечам. Ксюша тряхнула головой, волосы почти закрыли ее лицо. Я с интересом наблюдал за ней. После беседы с Марией Борисовной мне стало ясно, почему Ксения (дабы избежать путаницы, пока я буду именовать так Катю) до предела вульгарно красится. Мошенница все‑таки побаивается, что старики или Родион‑Иосиф сообразят: перед ними не оригинал, а, так сказать, копия, и в целях безопасности переусердствовала с макияжем. Резон в ее поведении есть. Иные дамы, желая стать красивее Елены Прекрасной, так размалевывают свои лица, что их родная мать не узнает. И понятно, отчего Ксения столь усердно хамит окружающим. Но она, старательно исполняя роль грубиянки, подчас перегибает палку, что не очень нравится хозяйке усадьбы. Я, случайно обнаружив в библиотеке дыру, заглянул в спальню Елизаветы Матвеевны и стал свидетелем того, как та журила «дочку», просила ее притушить боевой раскрас и скорректировать свое поведение.

— Ваще‑то это не я колотил, а он, — наябедничал Валентин.

Девушка исподлобья взглянула на меня, и я объяснил, что происходит.

— Мастеру велели выложить над зеркалом имя «Игорь», но он перепутал плитки, у него получилось «ЬОРИГ».

Ксения отступила на пару шагов и задрала голову:

— Прикольно. Но сейчас там…

— Все верно, — весьма невежливо перебил я ее, — уже полный порядок. Вы видите слово «Игорь», потому что я сам поменял кафель, собственноручно исправил нелепицу. Прошу прощения за то, что шумел и разбудил вас.

Ксения поманила меня пальцем:

— А ну прочти, что красуется над рамой.

— Игорь, — повторил я.

— Не‑а, — ехидно засмеялась девушка, — «ГРИЬО». Неужели не видишь?

Я поднял глаза и замер. Нет, это невозможно! «ГРИЬО»? Как же так? Я очень аккуратно приклеивал плитки. Что за чертовщина?

Валентин от хохота сложился пополам:

— Грамотей! А еще над рабочим человеком глумился. Вали отсюда, буду твое художество переделывать. «ГРИЬО». Охренеть! Ну ты даешь, парень.

Я продолжал стоять молча. Ксения дернула меня за рукав.

— Иван! Очнись! Свари мне кофе.

Я наконец справился с обуревавшими меня чувствами:

— Если пройдете в столовую, я немедленно подам туда напиток.

— Во, блин, житуха, — прохрипел Валентин. — Мне тоже какавы охота.

Ксения развернулась и убежала.

— Не противно перед девчонкой прогибаться? — осведомился мастер.

Я направился к двери:

— Около полудня зайду и проверю, как у вас движется дело. Не перепутайте собак с жеребцами.

— Эй, я тоже жрать хочу, — сказал мне в спину рабочий.

— Светлана Андреевна позовет вас обедать в половине первого, — не поддался я на провокацию.

Глава 33