Утро. Мутные стекла как бельма,Самовар на столе замолчал.Прочел о визитах ВильгельмаИ сразу смертельно усталШагал от дверей до окошка,Барабанил марш по стеклуИ следил, как хозяйская кошкаЛовила свой хвост на полу.Свистал. Рассматривал тупоКомод, «Остров мертвых», кровать.Это было и скучно, и глупо —И опять начинал я шагать.Взял Маркса. Поставил на полку.Взял Гете – и тоже назад.Зевая, подглядывал в щелку,Как соседка пила шоколад.Напялил пиджак и пальтишкоИ вышел. Думал, курил…При мне какой-то мальчишкаНа мосту под трамвай угодил.Сбежались. Я тоже сбежался.Кричали. Я тоже кричал.Махал рукой, возмущалсяИ карточку приставу дал.Пошел на выставку. Злился.Ругал бездарность и ложь.Обедал. Со скуки напилсяИ качался, как спелая рожь.Поплелся к приятелю в гости,Говорил о холере, добре,Гучкове, Урьеле д’Акосте —И домой пришел на заре.Утро… Мутные стекла как бельма.Кипит самовар. Рядом «Русь»С речами того же Вильгельма.Встаю – и снова тружусь.
1910
Желтый дом
Семья – ералаш, а знакомые – нытики,Смешной карнавал мелюзги,От службы, от дружбы, от прелой политикиБезмерно устали мозги.Возьмешь ли книжку – муть и мразь:Один кота хоронит,Другой слюнит, разводит грязьИ сладострастно стонет…Петр Великий, Петр Великий!Ты один виновней всех:Для чего на Север дикийПонесло тебя на грех?Восемь месяцев зима, вместо фиников —морошка.Холод, слизь, дожди и тьма —так и тянет из окошкаБрякнуть вниз о мостовую одичалойголовой…Негодую, негодую… Что же дальше,боже мой?!Каждый день по ложке керосинаПьем отраву тусклых мелочей…Под разврат бессмысленных речейЧеловек тупеет, как скотина…Есть парламент, нет? Бог весть,Я не знаю. Черти знают.Вот тоска – я знаю – есть,И бессилье гнева есть…Люди ноют, разлагаются, дичают,И постылых дней не счесть.Где наше – близкое, милое, кровное?Где наше – свое, бесконечно любовное?Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…Мой близкий! Вас не тянет из окошкаОб мостовую брякнуть шалой головой?Ведь тянет, правда?