Смех Циклопа

Он говорит себе, что она ищет в нем не только отца.

Она ищет просто кого-то, кто признает ее существование.

Он смотрит на нее.

И потом, она отличная журналистка. Я смог в этом убедиться на примере прошлых расследований.

Исидор заботливо укрывает ее и садится у окна любоваться ярко освещенным Парижем.

Он вспоминает собственный дебют в «Геттёр Модерн».

Флоран Пеллегрини, старый матерый репортер, сказал ему: «Увидишь, счастливых журналистов не бывает».

Исидор – ему тогда было 23 года – ответил, что всегда мечтал работать в таком престижном издании. На это Флоран Пеллегрини отреагировал словами:

– Есть «престижные» рестораны, где лучше не соваться на кухню.

Молодой Исидор Каценберг не обратил внимания на этот странный ответ, он был слишком счастлив оттого, что займется делом своей мечты.

Первой неожиданностью для него стали коллеги из отдела «Потребление», писавшие статьи только тогда, когда им презентовали описываемую продукцию. Это могли быть даже телевизоры, компьютеры, автомобили. Они не боялись обсуждать эту «традицию», считая ее в порядке вещей, «обычаем» и даже «профессиональной привилегией».

Совсем как «право первой ночи» у аристократов. Что воспеваешь, то и употребляешь.

Удивили его и коллеги из рубрики «Литература», сочинявшие под псевдонимами рецензии… на свои собственные опусы – понятное дело, хвалебные.

Ни для кого в журнале это не составляло тайны, это тоже считалось профессиональной привилегией. Флорану Пеллегрини принадлежала формулировка: «Это так грубо, что, если это вскроется, никто не поверит. К тому же это хотя бы дает уверенность, что критик знаком с критикуемой книгой».

Открытия, следовавшие одно за другим на «кухне» престижного издания, удивляли его все больше.

Сильно настораживала проверка достоверности информации. Сам Флоран Пеллегрини удостоился награды как лучший военный репортер во время Вьетнамской войны за статью, целиком написанную… в Париже, путем перетаскивания цитат из статей американских журналистов, бывавших под пулями, и разбавления их поэтическими сравнениями собственного изготовления.

«Пойми, военный репортер стоит дорого. Отель, страховки, туда-сюда… И потом, публике плевать, видел ли автор все то, о чем пишет, главное, чтобы было бойко описано. Даже не бойко, а с чувством», – поправлялся он.

Еще Флоран Пеллегрини поделился с ним одним из своих трюков: военные репортажи он неизменно начинал с одной и той же картинки: с ребенка, рыдающего над телом убитой матери.

Он вставлял этот эпизод во все свои статьи, и никто ни разу не схватил его за руку.

– Когда сочиняешь военный репортаж, представляй, что снимаешь фильм. Это очень выигрышный кадр.

Для статей о голоде у него тоже был повторяющийся кадр: мальчуган с глазами, полными мух.

Еще одно открытие: в журнале, кричавшем о своей левизне, не было ни одного левого журналиста.

Флоран объяснял это так:

– Они пишут редакционные статьи о политике и экономике, как будто они социалисты, но состояние и беспокойство за передачу наследства детям не оставляют им выбора, и они поступают как нормальные богачи: голосуют за правых. Что касается заведующих некоторыми редакциями, например нашей Тенардье, то эти вообще крайне правые. В частных беседах она никогда не скрывает своих симпатий к Национальному фронту.

Сначала Исидор Каценберг думал, что у старого репортера давний зуб на начальство, потому он его и поносит. Но существовали настораживающие факты.

– Вот скажи, когда у директора шикарная машина с водителем, а большинство молодых журналистов висят на ниточке и получают гроши, не состоят в штате и недотягивают даже до минимальной зарплаты, ты можешь поверить, что здесь заправляют люди с искренними левыми убеждениями?

Чертов Флоран!

Исидор знал, что он же, «лицо» «Геттёр Модерн», знакомил Лукрецию с тайнами ремесла.

Как и сам Исидор, она начинала внештатницей.

Как и он, она мечтала о зачислении в штат.

Сев на край постели, Исидор любуется мирно дышащей девушкой. На пару с Лукрецией они уже дважды докапывались до секретов, которые нельзя было преподносить широкой публике. Хорошо, что теперь он сам по себе, не зависит от Тенардье и ей подобных. Теперь он сможет сказать правду, прикрывшись обложкой романа.

Это вывернутый наизнанку мир.

Журналисты в своих статьях преподносят не реальность, а вымысел, но им все верят. Писатели пишут романы, где сквозит реальность, но им никто не верит.

Исидор Каценберг гладит волосы Лукреции. Ясное дело, он вспоминает, как они любили друг друга. Вспоминает испуганного зверька, помешанного на контроле, который вдруг потерял всякий самоконтроль.