Смех Циклопа

– И где же «место, где рождаются шутки»?

Все поворачиваются к сторожу. Тот колеблется, бросает вопросительный взгляд на товарищей. Те, видимо, считают, что парижанам можно доверять. Заручившись их безмолвным одобрением, сторож наконец произносит:

– Там.

Он указывает на дольмен из трех огромных утесов, составленных в нечто вроде гигантского стола. В одном из камней видна расселина.

– Там, в ржавой жестяной коробке, каждую субботу утром появляется пластиковый пакетик, а в нем лежит листок бумаги с анекдотом.

– И давно это началось? – спрашивает Лукреция.

– Я стал забирать их оттуда с девяти лет. А раньше это делал мой отец. А еще раньше – дед.

– Кто же их пишет?

– Никто не знает. Это так, и все тут. «Шутки рождаются в дольменах, а детей находят в капусте», – говорила моя мать.

Он один смеется над своими словами.

– Отец говорил: «Сходи, возьми там кое-что и передай священнику». Я так и делал.

Лукреция со всех сторон снимает камни своим новеньким фотоаппаратом.

– Вы привели Тристана сюда?

– Да, и он остался здесь. Наблюдал день и ночь. А потом исчез.

– Куда же он делся? – спрашивает Лукреция.

Исидор отвечает вместо сторожа:

– Он увидел того, кто кладет в тайник шутки. И пошел за ним.

Франсуа Тильез энергично кивает.

– А потом? – говорит Лукреция нетерпеливо.

– Потом он исчез.

– Да, так оно и было. После исчезновения Тристана шутки продолжали появляться каждую субботу. Но кое-что изменилось. Начались проблемы.

Ветер усиливается.

– Какие проблемы? – спрашивает Лукреция.

Отец Легерн поднимает глаза к небу.

– Приехали люди из Парижа. Спрашивали про Тристана Маньяра. Хотели знать, что с ним случилось.

– И они сказали вам, что борются с «GLH». Что «GLH» – это тайное общество, члены которого являются хранителями «B.Q.T.», – продолжает Исидор.

– И что, если тайна «B.Q.T.» откроется, она взорвет людям мозг, как атомная бомба. Они хотели предотвратить эту угрозу.

– У них тоже были фотографии Тристана Маньяра. Поэтому вы настороженно относитесь ко всему, что с ним связано, так? – заключает Исидор.

– Именно так.

Дождь прекращается, но гром еще грохочет. Они идут дальше по топкой равнине.

– Куда же отправились эти люди? – спрашивает Лукреция.

– На Карнак-пляж, – отвечает Жислен Лефевр. – Ребята с лодочной станции сказали, что они взяли лодки.

– Потому что именно так поступил Тристан Маньяр, – продолжает Исидор.

– Вы бесите меня, Исидор! Прекратите отвечать вместо других!

Сторож натянуто смеется.

– Ваша подружка права, дайте мне договорить. А то мне начинает казаться, что я тут лишний. И мне обидно.

– Я экономлю ваше время, Лукреция. И ваши силы, месье Тильез. Я хоть раз ошибся?

– Что было дальше? – спрашивает Лукреция, поворачиваясь к Исидору спиной.

Развеселившийся Исидор снова отвечает вместо сторожа:

– Шутки перестали появляться.

– Верно, – подтверждает сторож. – Жестяная коробка опустела.

– И это случилось за несколько дней до смерти Дария, не так ли?

– Именно так, – отвечает сторож, с удивлением глядя на Исидора.

А тот смотрит на бескрайнюю равнину с рядами огромных камней. Гремит гром, молнии рассекают небо. Исидор шепчет:

– Только бы не опоздать!

77

140 год нашей эры

Нарбонская Галлия, Лекат

Римский корабль подошел к галльским берегам.

Галлия в ту пору делилась на три части. Кельтика занимала центральные районы, восток и запад страны, на юго-западе находилась небольшая Аквитания, а Нарбонская Галлия простиралась от Гаронны до Альп, покрывая все Средиземноморское побережье.

Корабль остановился в порту Леката, нарбонского приморского городка.

Заметив роскошно оснащенный корабль, все собравшиеся в порту галло-римляне решили, что он привез военачальника, сенатора или, по крайней мере, представителя высшей аристократии.

К их великому удивлению, на берег, играя на ходу на музыкальных инструментах, высадились загримированные актеры.

Галльскую землю посетил необычный человек. Это был высокопоставленный римский чиновник, который руководил театром и сочинял комедии. Глашатай объявил, что пьеса римского драматурга Лукиана из Самосаты (он взял себе имя сирийской провинции, в которой родился) будет исполнена в большом городском амфитеатре. Пьеса называется «Ода во славу плешивости» и пользуется огромной популярностью у римской публики.

В тот же вечер комедию сыграли перед зрителями, большинство которых составляли богатые и образованные галло-римляне. Она имела большой успех. В последующие дни состоялось представление комедий «Ода во славу мух» и «Беседы мертвецов», прославивших Лукиана в Риме.

Пока не привыкшая к гастролям столичных артистов галло-римская публика наслаждалась его произведениями, сам Лукиан отправился к мэру Леката, некоему Руфусу Жедемо.

Драматург объяснил мэру, что ищет имущество своего дяди, корабль которого потерпел крушение неподалеку от бухты Леката. Руфус Жедемо согласился помочь талантливому автору. Он открыл Лукиану доступ в городской архив.

Лукиан из Самосаты нашел в анналах города упоминание о крушении корабля «Калипсо» в 159 году до нашей эры. В списке жертв трагедии был римский гражданин по имени… Теренций Афр.