Смелая жизнь

Она очнулась только тогда, когда чей-то хриплый голос скомандовал отбой и эскадрон, быстро и стройно, как на ученье, повернул обратно, оставив за собою груду своих и неприятельских тел. И сразу новое «ура!» и новая атака следующего, стоявшего на очереди в резерве эскадрона. Это не ее – чужой эскадрон; она может отдохнуть, подкрепиться. Но раз побывавшая уже в атаке, испытавшая всю прелесть ее, девушка не может оставаться теперь в бездействии, равнодушною свидетельницей боя. Ее, хлебнувшую из этого кубка, тянет еще и еще раз испить всю эту дивную и страшную чашу до дна… Тянет туда, обратно, где мелькают красные кивера и синие мундиры новых, свежих неприятельских рядов. Она незаметно отделяется от своего взвода, примыкает к чужому эскадрону и несется теперь снова в атаку, отважная, смелая, с дико горящим взором, с хриплым «ура!», надрывающим ей грудь. И снова, во второй раз, с высоко поднятой пикой, встречает она синие мундиры и желтые груди французских драгун[34]. И снова мелькают близко-близко перед ее глазами красные кивера и красные, не то изумленные, не то испуганные, лица врагов.

– Куда, постреленок? Ишь врезался! Нечего в атаку лезть с чужим эскадроном! Пошел на место!

Не углядишь за вами – и отвечай потом! – слышится грубый голос чужого вахмистра над самым ее ухом. – Марш назад! Тебе говорю! – И он разражается целым потоком брани по адресу Нади.

Но никто уже не в силах остановить ее. Ее стройная фигурка на лихом сером в яблоках Карабахе несется вперед и вперед – живое олицетворение мужества и отваги…

Неприятельская шпага касается ее груди, но ловким ударом пики Надя выбивает ее из рук врага. «Защищаться – не значит убивать!» – проносится молнией в разгоряченном мозгу девушки, и острый конец ее оружия поражает неприятельское плечо. Миг – и она уже несется назад, сбоку эскадрона, торжествующая, прекрасная, как никогда.

– Браво, Дуров! Браво, мальчик! – встречают ее шумные возгласы офицеров своего и чужих эскадронов. – Ты бился славно, как герой!

Ее смуглое лицо пылает ярче от этих похвал. Она чувствует, что достойна их, что она заслужила одобрение этих сильных, мужественных, видавших виды людей. А между тем новый эскадрон готовится к атаке. Надя в третий раз, примкнув к чужому взводу, несется в бой.

– Ваше высокородие, уймите мальчонку, сладу с ним нет, так на врага и прет! – слышит она, как во сне, резкий голос вахмистра, звучащий нотами раздражения и гнева.

А вслед за ним раздается сильный, уже охрипший от команды голос ротмистра:

– Товарищ Дуров! Если вы еще раз посмеете идти не в очередь в атаку, я прикажу связать вас и оставить за флангом. – И тут же, бросив взор на испуганное лицо уланчика, Галлер добавляет со свойственным ему добродушием и теплотой: – Нет основания пренебрегать своей шкурой, мальчик! Вы достаточно проявили свою безумную удаль сегодня. Очередь за другими.

– О, господин ротмистр!.. – прошептала молящим голосом Надя.

– Нет, нет, Дуров, это невозможно! Ваша смерть падет на наши головы… Мы – сильные, взрослые люди, вы – ребенок. Надо сохранить вас во что бы то ни стало, дитя!

Сохранить ее? Ее жизнь? Но к чему ей жизнь, когда кругом бьются другие?

И, грустно нахмурясь, отходит Надя от начальства и занимает свое место в траншее.

– Наконец-то! – встречает ее недовольным голосом Вышмирский. – А я уж думал, что ты не вернешься! Что за безумие лезть прямо на штыки! Можно подумать, что ты жаждешь смерти, Дуров! Не глупи, Бога ради, а то сердце обливается кровью при виде твоих диких безумств!

– Ах, Юзеф! Я сам не знаю, что происходит во мне: точно кто другой руководит моими поступками! Я не властен управлять собою… я точно…

Она не договорила…

Новая ужасная картина предстала перед ее глазами и сосредоточила на себе все ее внимание. Несколько человек французских кавалеристов окружили русского офицера-драгуна, судя по оранжевому воротнику… Выстрелом из пистолета выбили его из седла, и несчастный упал, окровавленный, к ногам своей лошади. Но озверевшие в бою враги не удовольствовались этим. Над головой офицера засверкали клинки французских сабель… Минута, другая… и от бедного драгуна останется одна сплошная окровавленная масса.

В один миг Надя повернула своего Алкида в их сторону и, не отдавая себе отчета в своем поступке, вихрем понеслась на выручку, вся бледная как смерть, со сверкающим от бешенства взором и поднятой тяжелой пикой наперевес.

– Негодяи! – вырвалось с гневом и ненавистью из ее запекшихся губ. – Шестеро против одного, и это называется боем!..