Если говорить начистоту, Максим тоже уделял мало внимания семье: у него почти не оставалось свободных вечеров, а редкие выходные дни в году можно было пересчитать по пальцам. Все заботы о сыне ложились на плечи матери, которая сама с утра до вечера пропадала в своей поликлинике. С точки зрения ортодоксальной педагогической науки, из Юрия, их единственного сына, мог вырасти невесть кто. Но он, к счастью, рано заявил о полной самостоятельности. Окончив школу, собрался в Свердловск, в Уральский политехнический, и не потому, что тот предпочтительнее местного, а чтобы находиться подальше от родителей. Как ни упрашивала мать, Юрий настоял на своем: «Мне надоели поблажки учителей. Да и ребята говорят между собой, что, мол, Юрке Воеводину не страшны любые экзамены в нашем институте. Опять намек на отцовскую должность»… И уехал с молчаливого согласия отца и к явному неудовольствию матери. В Свердловске выдержал трудный конкурс, учился жадно, неистово, как учатся обычно те, кому надеяться не на кого. Закончил институт с отличием. Мог отправиться в какой угодно город — пожалуйста, выбирай. Мать настойчиво звала к себе. Он отказался. Четыре года строил на Тюменском Севере. Аккуратно слал каждый месяц переводы, зная с детства, что доходы отца невелики. (Это обыватели считают, что у партийных работников денег куры не клюют.) Неизвестно, сколько бы он пробыл там, на нефтяном Севере, если бы не заболел отец. Слово «инфаркт» прозвучало для Юрия как выстрел из-за угла. Он вернулся на родину, пошел в трест к Платону Ефремовичу Горскому, который определил его начальником линейного стройуправления. Юрий хотел было еще походить в прорабах вместе со старыми дружками-приятелями, но Платон и слышать об этом не хотел. Так и тянет Юрий эту участковую лямку второй год в новом жилом массиве на восточной окраине города. Управляющий трестом похваливает его, ставит в пример опытным инженерам. А Юрию все кажется, что это очередной аванс за отцовские заслуги.
Елизавета Михайловна была откровенно довольна тем, что сын наконец дома. Почти десять лет находилась она в разлуке с ним, пока он учился, потом работал на тюменской стройке. Ну, прилетал, бывало, на короткие зимние каникулы, а на лето уезжал в Сибирь со своим студенческим отрядом. Уже дипломированным инженером, он и в отпуск-то наведывался не каждый год, ссылаясь на занятость. Мать тревожилась: до каких же пор сыну жить бобылем-холостяком, как ему не надоели все эти общежития, столовые? Этот цыганский образ жизни?.. Елизавета Михайловна пыталась вразумлять его, когда они встречались накоротке, что самое время обзавестись семьей, что молодость уходит, как вешняя вода. Он неловко отмахивался и переводил разговор на другую тему. Максим не вмешивался, наблюдал со стороны. Если же Елизавета Михайловна начинала жаловаться на сына, Максим, посмеиваясь, отвечал: «Экая беда! Пока Юрий холостяк, я сам чувствую себя бравым молодцом». — «Вот и поговори с тобой», — обижалась она, втайне довольная тем, что сын работящий, энергичный, не заносится. Просыпаясь по ночам, она до рассвета не смыкала глаз, все думала о сыне. Кто долго выбирает, тот обязательно уж выберет на свою головушку. Именно такие и попадают впросак из-за собственного добродушия — им все кажется, что своекорыстных девушек вообще нет на свете. Никто, быть может, так и не легкомыслен в поздних увлечениях, как эти серьезные молодые люди, не переболевшие в ранней юности первой любовью… Тут Елизавета Михайловна спохватывалась: но ведь сам Максим женился на четвертом десятке лет, едва познакомившись с ней, молоденькой студенткой мединститута, которую ни за что не хотела выдавать за великовозрастного жениха ее щепетильная мама. Сейчас подумать страшно, если бы та наивная, увлекающаяся Лизонька вышла за кого-нибудь другого… Но то случилось вскоре после войны, когда отношения между людьми были намного чище, будто озонированные, как воздух, неслыханной грозой…
И вот теперь все эти ее тревоги за сына начали постепенно отодвигаться в прошлое. С недавнего времени Юрия стали посещать по воскресеньям инженер Злата Румянцева и приемный сын Платона Ефремовича Горского, журналист Владлен. Началось с того, что Юрий привел их на ужин в день своего рождения. Елизавета Михайловна с облегчением вздохнула: «Слава богу, в доме появилась девушка!» Конечно, Злата была для нее пока загадкой, симпатичной, даже милой, но все-таки загадкой, которую надо непременно разгадать, и чем скорее, тем лучше. Одета модно — брючный ансамбль, цветные туфли на платформе. Льняные тонкие волосы распущены и мягко текут, струятся по худеньким плечам. Глядя на такую, ни за что не скажешь, кто она: начинающая актриса местного театра или модельерша из ателье, диктор телестудии или просто мамина избалованная дочка. Потому-то Елизавета Михайловна несколько смутилась, когда Юрий объявил за ужином, что Злата Романовна инженер-экономист.
— Очень приятно, — отозвалась хозяйка дежурной фразой.
— А я подумал, что вы поете, — весело заметил Максим.
Злата непринужденно рассмеялась: