Смена караулов

Римма с укором покачала головой, зная, впрочем, как неловко чувствует себя Виталий, едва заходит разговор о минувшей войне, в которой ему не довелось участвовать. Особенно его раздражает, если кто-нибудь из сверстников примет его за бывшего фронтовика. Тогда он морщится, как от хронического недуга.

— Помилуй, Римма, довольно тебе мучиться, — говорил он ей сейчас, избегая снова встретиться глазами с младшим лейтенантом. — Сколько можно?

— Столько, сколько буду жить! — с непонятным вызовом ответила она.

Двориков переоделся и напомнил, что он бы не отказался чего-нибудь поесть.

Римма нехотя поднялась, ушла на кухню.

Настроение было испорчено вконец. Он хотел поговорить с ней о последних событиях на стройке, о том, как первый секретарь обкома похвалил его за новый девятиэтажный дом для инвалидов войны и семей погибших и как Платон Ефремович, к неудовольствию баловня судьбы Юрия Воеводина, отметил на собрании заслугу главного инженера треста, сумевшего к сроку позаботиться о лифтах. То был урок для его зама, который всегда старается забежать вперед, за все берется, чтобы обратить на себя внимание, и редко доводит начатое дело до конца. Хорошо, что он, Двориков, лично занялся этим делом, вовремя подтолкнул субподрядчиков…

Да о многом хотелось поговорить сегодня Виталию Владимировичу с женой, но она и слушать его не желает. Что же дурного он сказал ей?.. Римму действительно больно задели его слова об Алешином портрете. Ну, пусть ему самому не довелось побывать на фронте, однако причем тут болезненная ревность, которую Виталий часто не может скрыть?

Ночью прошел ливень с грозой, и утром, куда ни глянь, все блистало от весеннего обновления: и высокое уральское небо, и яркая, малахитовая земля, и расцвеченные флагами людные улицы. Весь город, от мала до велика, потянулся к Вечному огню, зажженному несколько лет назад на братской могиле умерших от ран в тыловых госпиталях. В отличие от недавней первомайской демонстрации это шествие было стихийным, как половодье. В нем участвовало много стариков, которые давно отходили свое в праздничных колоннах, но сегодня не могли усидеть дома, у телевизоров, и вышли на площадь вместе с молодежью. У всех пунцовые тюльпаны — дар тем, чьи внуки в литых курсантских батальонах выстроились в парадном каре вокруг обелиска.

Двадцать миллионов павших… Заново ощутить это физически можно только сегодня, когда видишь, как, еле-еле передвигая ноги, упрямо идет, идет к Вечному огню старенькая русская мать… Римма вспомнила и свою маму, которая стойко пережила гибель мужа в сорок первом, но гибель сына в сорок пятом не в силах была пережить. Она не могла поверить, что ее Алешу убили, когда уже кончилась война: то было непостижимым для нее горем, не имевшим никакого оправдания. В дни общего ликования это горе двойным грузом легло на плечи матери. Ей нечем было утешиться.

Двадцать миллионов… Как бы густо ни ветвились семьи погибших с течением времени, какими буйными кронами ни разрастались бы они и ввысь и вширь, но долго еще, долго будет передаваться из поколения в поколение трепетная людская память, освященная неизбывной, великой болью всех матерей России.

ГЛАВА 17

Идти вровень со временем — этого еще мало: надо упреждать время, чтобы иметь некоторый запасец. Нынче без резервов времени немыслимо вообще никакое управление, тем более политическое. Если у начальника строительства, даже очень крупного, все-таки одно-единственное дело, пусть оно и дробится на десятки частных, производных задач, то у секретаря горкома, помимо строительных забот, много других, самых разнообразных. И все предвидеть невозможно, будь ты хоть семи пядей во лбу. Но алгеброй социального развития нужно владеть непременно.

Было, было над чем подумать Ярославу Нечаеву. С недавних пор в городе стало явно не хватать рабочей силы. Каких-нибудь три года назад такой проблемы вовсе не существовало: окруженный со всех сторон колхозами и совхозами, город притягивал к себе вполне достаточно сельской молодежи, которая охотно шла на стройки и заводы. Нынче промышленность областного центра удвоилась, а приток свежих сил падает с каждым годом. Надеяться не на кого. «Ищите кадры в самом городе», — настойчиво требует секретарь обкома.

Ярослав без всякой электроники подсчитал, как вырастет город к началу следующей пятилетки. По его расчетам выходило, что буквально через год-другой все трудовые ресурсы будут полностью исчерпаны. Как же наращивать производственные мощности дальше, не говоря о сфере обслуживания? (Ох эта сфера обслуживания, которая и сейчас крайне нуждается в людях.) Остается одно: расширять профтехучилища, хотя директора их, особенно строительных, жалуются на хронический недокомплект…

Как раз сегодня в горком зашел Воеводин. Нечаев обрадовался его приходу, усадил в кресло, и сам сел рядом с ним.

— Давненько не навещали нас, Максим Дмитриевич, — сказал он с деликатным упреком.

— Все читаю лекции напоследок.

— На какой такой «последок»?

— Ладно, оговорился, не обращай внимания. Скажи-ка лучше, о чем ты раздумывал тут, раз сидел один?