Он откинулся на спинку стула и по-хозяйски оглядел всю дружную семейку, которая скоро должна пополниться еще одним полноправным членом. Его Лиза в ярком платье в талию — тоже ни на шаг не отстает от моды, несмотря на возраст! — с мягкой задумчивостью на моложавом лице допивала чай вприкуску с мелко наколотым сахаром. Юрий чинно сидел за столом в свежей белой рубашке, отчего выглядел сильно загоревшим, будто вернулся с юга, хотя, впрочем, прорабы все лето загорают на строительных площадках. И Злата, совсем невзрачная на вид, казалось, чутко прислушивалась к себе, недовольная тем, что ее отвлекают попусту. «Она-то еще расцветет краше прежнего», — невольно подумал Максим.
Он ушел в свою комнату, где обычно на досуге читал газеты. В мире было относительно покойно, если бы не этот накрепко затянутый узелок на Ближнем Востоке. Сколько всяких б о л е в ы х точек возникало на земле после войны: то в Азии, то в Латинской Америке, то в Африке. И вот Ближний Восток все температурит…
Максим развернул местную газету. Область жила знакомыми заботами: те же стройки, комбинаты, заводы, те же люди, многих из них он знает лично. Будто и не уходил на пенсию. Смешно вспомнить, что совсем недавно он тревожился, как там обойдутся без него в горкоме. Ничего, обходятся. Город даже более ходко пошел в гору, и с обывательской точки зрения может показаться, что это как раз бывший секретарь не сумел вывести его на крутенький подъем. Обывателю нет дела до многолетней черновой работы, ему подавай готовенькое… (А-а, черт с ними, всякими неомещанами, только бы ты сам не чувствовал себя в долгу у своих единомышленников.) Ярослав Нечаев еще молод, энергичен, самое время, чтобы развернуться, показать, на что способен. Лет через семь-восемь было бы, пожалуй, поздно выдвигать его на первый план: вера в свои силы не вечна, она гаснет с течением времени. Постепенно утрачивая самостоятельность суждений, ты незаметно утрачиваешь и смелость собственных решений.
Максим взял телефонную трубку, позвонил Нечаеву:
— Как настроение? — спросил он.
— Воюем с переменным успехом, — Ярослав обрадовался его вечернему звонку: только что закончилось заседание бюро, и он сам хотел посоветоваться с Максимом Дмитриевичем по одному малоприятному дельцу.
— Ага, догадываюсь, — сказал Максим. — Речь, наверное, пойдет о Дворикове? Что ж, завтра я загляну к тебе.
Максим уже знал в общих чертах вину Дворикова. Скверное это чувство — неожиданное разочарование в человеке, который был не на плохом счету, и ты сам поддерживал его, а то и ставил в пример другим. Опытный, дельный инженер, все послевоенные пятилетки отработал на крупных стройках — и вот, нате вам: оказывается, в ранней молодости подсунул военкому липовую справку, чтобы не попасть на фронт. В то время подобные грехи можно было искупить в штрафной роте и еще вернуться с войны героем. А где искупишь их теперь? Да и вряд ли хватит силенок, чтобы снова заслужить доверие людей. Самая длинная тень у той лжи, что неотступно сопровождает человека смолоду. Эх, Двориков, Двориков. Тоже своеобразное эхо войны. Оно и посейчас вторгается в людские судьбы. Платон и Ульяна нашли друг друга исключительно благодаря этому эху. Иной поворот произошел у Риммы Луговой. Вот кому не повезло так не повезло: прожить лучшие годы с таким мелким человеком… Единственное, зыбкое утешение в том, что Двориков был в войну мальчишкой. Но сколько его сверстников рвались на фронт, всячески утаивая, что они пока не доросли, чтобы носить оружие. Почему же Двориков поступил иначе? Откуда у него, выходца из крестьянской семьи, эта губительная закваска? Что, он больше других беженцев натерпелся страха под бомбежками? Или еще в юности возомнил себя талантом, которому надо выжить любой ценой, не задумываясь над тем, что его будущий институтский диплом уже оплачен кровью его ровесников? Нелегко ему будет защищаться. Но Дворикову поделом, жаль Римму. Она из тех женщин, для которых не существует бабьих компромиссов, даже если впереди, до самого конца, — сплошное одиночество…
Максим опять взял трубку, позвонил Горскому:
— Ты завтра, Платон, будешь в тресте? Я с утра навещу Ярослава, а потом к тебе… Послушай, не съездить ли нам в субботу в горы?
— С удовольствием.
— Что-то потянуло меня туда. Возьмем жен, посидим у костерка в дубовой роще. Заглянем и в совхоз, к Руслану Ивановичу.
— Договорились…