— Не стоит. — Миранда потянулась, потом прошла к бассейну. На поверхность поднялась крупная золотая рыбка, она подплыла к ним ближе. — Я в здравом уме. Препараты для моего омоложения поступали не с заводов Моррелайнов, а больше омолаживаться я не собираюсь. Устрою детей и…
— Я тоже думала, что никогда не буду омолаживаться, — ответила Сесилия. — И не стала бы, если бы меня не отравили. А теперь мне это даже нравится.
— Это мне понятно, — сказала Миранда. — У тебя есть много дел. Мне на вид сейчас сорок лет. В действительности… ну, действительность тебе известна. Я могу рассчитывать еще лет на шестьдесят без дополнительного омоложения. Шестьдесят лет без Банни — для меня этого достаточно.
— Ты можешь встретить кого-то другого.
— А с неба пойдет золотой дождь. Если уж я действительно кого-то встречу, тогда и подумаю об омоложении. Но планировать ничего не собираюсь. И вообще, Сис, давай, больше не будем разговаривать на эту тему. Скажи, ты уже была в конюшнях?
— Нет…
— А следовало бы. Если что-нибудь произойдет и Харлис получит-таки Сириалис, ты должна знать, стоит ли тебе что-то здесь отстаивать.
— Не думаю, что он настолько глуп, чтобы уничтожить конюшни, — ответила Сесилия.
— Когда он был мальчиком, лошадь наступила ему на ногу и сломала ее, потом он выпал из седла, пытаясь держаться вровень с Банни, и переломал себе все ребра. Теперь он считает лошадей большими вонючими тварями, пустой тратой денег, что, в общем, не так далеко от истины. Прибыли мы от них никогда не имели.
— Миранда, я не настолько глупа, чтобы не понять, что ты пытаешься сейчас разговором о лошадях отвлечь меня от главного. Скажи, ты намеренно убила Педара?
Миранда долга молча смотрела на нее, потом спросила:
— Ты думаешь, я на такое способна?
— Я больше вообще ничего не думаю. Я никогда бы не подумала, что Лоренца может меня отравить и радоваться, что я лежу полумертвая на полу. Никогда не думала, что Кемтре отравит своих сыновей, не думала, что он будет поощрять клонирование. Никогда не думала, что брат Банни будет терроризировать и запугивать старушку с целью вытянуть из нее акции. Или что Педар подстроит убийство Банни, чтобы самому стать министром.
— Мы обе не отвечаем на вопросы, — заметила Миранда. — Наверное, так и надо. Но хочу напомнить тебе одно старинное правило.
— Какое?
— Леди никогда не может быть грубой… даже случайно. — Миранда положила себе в чай ложку меда и спокойно принялась его пить. — Ох, как хорошо.
— Проткнуть человеку глаз клинком — это уже не грубость.
Сесилия чувствовала раздражение. Ей казалось, она знает, что тут произошло, по крайней мере, большую часть, но Миранда не хотела откровенничать.
— Верно, — ответила она. — Но правило это применимо в любой ситуации. Сесилия, если ты хочешь начать скандал, то начинай.
— Ты даже не просишь меня не…
— Нет. Ты вольна принимать любые решения, так же как и я.
— А что ты скажешь детям?
— Что Педар погиб в результате несчастного случая при фехтовании. У них хватит ума и воображения, Сесилия. Они сами додумают то, что нужно додумать.
Сесилия съела еще одно пирожное с джемом и снова выглянула в окно. После долгого молчания она сказала:
— По-моему, это хороший намек Хобарту.
— По-моему, тоже, — ответила ей Миранда.
Глава 20
Эсмей нахмурилась, получив сообщение от клерка. Они все это специально придумали. Наверняка. Почему встреча состоится в отдельном зале, почему не встретиться в ресторане? Она проверила, какой лифт ей подходит. С тридцать седьмого по сороковой… странно. Большинство лифтов обслуживает как минимум десять этажей. Она нажала на кнопку.
— Назовите, пожалуйста, номер комнаты и имя.
Что это значит? Если бы тут был Барин, ох и досталось бы ему. Но Барина рядом нет.
— Номер три тысячи восемьсот четырнадцать, — ответила она. — Лейтенант Суиза.
Дверь в лифт открылась, зажегся зеленый огонек, означавший, что лифт пойдет наверх. Эсмей зашла в кабину цилиндрической формы с зеркалами. Поднимался лифт очень плавно. Но уши все равно заложило, один раз, другой. Странно, всего тридцать восьмой этаж. Что здесь такое происходит?
Она вышла из лифта в фойе с зеленым ковром на полу, стены были выкрашены в кремовый цвет. Картины… яркие и вызывающие. Это наверняка репродукции. Эсмей подошла ближе. Нет… на репродукциях оттенки немного другого цвета. Это подлинник. Оскар Крамин. Значит, и там висит подлинник Дес-салайна, и даже жесткие, энергичные линии Крамина теряются перед деликатностью и нежностью картины Дессалайна. Небольшое полотно Дессалайна в серо-золотых и черных тонах было спокойно-величавым, как и все гениальное.
Эсмей встряхнула головой и огляделась. Перед ней небольшой коридор, и всего четыре двери, на одной написано «Служебное помещение». Барин, наверное, потратил уйму денег… номер 3814 — дверь посередине. Эсмей подошла к двери, встала в зону просмотра и стала ждать.
Дверь распахнулась, и перед ней оказалась… женщина средних лет, которую она никогда раньше не видела. Эсмей уже готова была извиниться, но женщина заговорила первая: