— А муженька вы своего лихо припечатали. Браво! Из-за таких козлов иной раз мужиком называться неловко. Всего доброго Елизавета Андреевна, дай бог, не свидимся. И еще раз спасибо.
— Хороший человек, — Шон проводил взглядом закрывающуюся дверь и заплакал.
— Димочка, сыночек, она тебя сильно ударила? По ране попала? Где болит?
— Нигде, — завыл ребенок, кидаясь мне на шею, — я ис-ис-испугался, я не смог тебя защитить, ма-а-ма.
От этих горьких рыданий останавливалось сердце. Ну какая я мать, если не знаю, что мне делать? Приласкать ребеныша или встряхнуть. Ну, жизнь всегда расставляет все по своим местам и у нее в запасе всегда есть еще несколько вариантов.
Так мы и рыдали на пару сидя на полу в кухне. То судорожно всхлипывая, то подвывая в голос, прижимаясь друг к другу и не в силах разлепиться, чтобы дотянуться до салфеток. С каждой слезинкой, впитавшейся в одежду, с каждым всхлипом и стоном, все дальше и дальше уходила от нас прошлая жизнь, давние обиды растворялись слезами и освобождали место для новых надежд и желаний. Прижимая к себе тщедушное доверчивое тельце, я все отчетливее понимала, что жила эти недели закуклившись, позволяя делать с собой практически что угодно, отдавшись течению. Я жила эти недели как заключенная в глиняного голема, у которого заканчивается магическая подпитка. Я двигалась, но медленно и тяжко, как сквозь толщу мутной воды. Вода схлынула слезами, оставив осознание, что вот она я настоящая, свободная от прошлых обид и полная сил.
Часть 19
Пора было выполнить давнее, давнее данное самой себе и еще кое-кому обещание. Умывшись и переодевшись, мы отправились искать ближайший храм. Шон что-то лопотал своей тете Ире по телефону. Правильно, сынок, лучше предупредить, все равно она отслеживает нас по навигатору.
Храм Рождества Христова, так гласила табличка, встретил сумраком, трепетом свечного пламени и глубокими запахами горящего воска и какой-то душистой смолы.
— Накрой голову, деточка, негоже пред образ
— Спасибо, — перед мысленным взором мелькнуло видение какого-то массового ритуала, все присутствующие женщины были с покрытыми головами, машинально я приняла платок, а старушка продолжала:
— Эх, молодежь-молодежь, ты в первый раз в храме, что ли?
— В первый, бабушка, — ответил за нас обоих Димка-Шон, подметив, что мне не до бесед, такое состояние он, по аналогии с компьютером называл
Старушка продала нам свечей, ткнула пальцем в скульптурное изображение распятого на кресте человека, там, мол, ставь за упокой, а за здравие — где хочешь.
— В алтарь не ходи, женщинам невместно.
Зря мы без Иринки сюда пошли, но сердце подсказывало — надо. Рассматривать образ
— Ну вот ты и нашлась, — обратилась я к ангелу, — наверное, я должна помолиться? Но я не знаю, как здесь молятся, поэтому просто поблагодарю. За Ирину и Шона. Я даже не знала, что такое бывает между людьми. Больше собственно и говорить-то не пришлось, накрыла круговерть образов, обрывки фраз, отблески ярких чувств, все то, что невозможно передать словами, вот за
—
Почудилось? Или Ангел снизошел до ответа?
— Мам? Мама Эля, — голосок Шона звенел тревогой, — у тебя свечка прогорела, хватит уже!
На выходе из храма та же старушка, принимая у меня одолженный платок, сказала:
— Хорошо помолилась, да, милая? На службу приходите… — Мы поклонились и побрели восвояси.
— Ты как, сын? — Говорить не хотелось, но и не спросить было неправильно.
— Не знаю, мам. Я, как будто пустой, а как будто, переполненный, — путано, но в то же время верно Шон описал мое состояние.
В супермаркет мы так и не попали, Ирина будет недовольна, ведь планировали отправиться на Лизину дачу.
Часть 20