Смерч над Багдадом

— Фигуру портят, — пошутил он, откровенно уставившись на ее грудь, ощупывая взглядом талию и бедра. — Теперь, смотрю, никаких проблем!

Лицо ее окаменело.

— На курсах я встретила Макса, мы разговорились и… — ей трудно было выговорить это слово под циничным взглядом Грогана, — влюбились друг в друга. Вот и все.

— Вы в одно время пришли на курсы?

— Нет.

— Кто первый? Ты или он? Это важно.

— Он появился недели через две после меня.

— Что ты о нем знала?

— Тогда? Не много. Только, что он родился в Ливерпуле. Родители его ирландцы, как и мои. Но он был не слишком-то разговорчив в то время. Да и сейчас остается сдержанным, немного замкнутым.

Гроган следил за кольцами дыма, поднимающимися от сигареты.

— Ты не спрашивала его о прошлом?

— Сначала нет. Мне не хотелось быть назойливой, а сам он не заговаривал. Да и отношения у нас сложились другие. Мы все смеялись, шутили…

Гроган издал непристойный смешок.

— Хочешь сказать, он горячий парень? И вы без конца трахались?

Щеки Мегги вспыхнули гневным румянцем. Она хотела послать его подальше, но тут же испытала желание бросить вызов.

— По правде сказать, да. Нам не часто доводилось бывать вместе, времени не хватало, и когда мы встречались, то не заводили серьезных разговоров. Смысл жизни и происхождение Вселенной оставили на потом. Ясно?

— Так потом ты выведала у мудака подноготную?

— Не сразу. Постепенно, со временем, он начал рассказывать.

— Расскажи теперь мне.

— Что именно? — сердито спросила она.

Гроган не поддался на уловку.

— Начинай сначала.

— Ну, как я уже сказала, родители у него ирландцы. По-моему, из графства Клэйр.

— Эвери — не ирландская фамилия.

В глазах Мегги загорелся гнев.

— Знаю. Ты хочешь слушать меня или нет?

К ее удивлению, он улыбнулся так широко, как только позволяли его тонкие губы. Она налила чаю в чашку, поставила перед ним, продолжая рассказ:

— Фамилия их — О’Рейли. Дед Макса сражался с «черно-пегими», [26]отец еще мальчишкой помогал ИРА, пока его не призвали в военно-морской флот, прямо перед Второй мировой войной. Кажется, он служил кочегаром, по словам Макса, до сорок восьмого года, потом вернулся домой, пытался открыть собственный бизнес — ремонт машин. Но надвигалась депрессия, и ему не повезло. Тогда он уехал в Ливерпуль искать работу. Там встретил мать Макса, они поженились. Макс родился в пятидесятом.

— Они назвали его Максом? — спросил Гроган, вопросительно поднимая брови и внимательно наблюдая за ее реакцией.

Она взглянула на сидящего в ее кухне чужого человека, выпытывающего невинные семейные тайны.

— Он был крещен как Патрик О’Рейли. Имя сменил позже, когда его вносили в списки избирателей, но это ты должен знать. Спроси Джерри Фокса, ему все известно про Макса.

— Не надо гадать, чего я знаю, чего не знаю, леди. Я обращаюсь с тобой вежливо, а это совсем на меня не похоже. Так что не испытывай судьбу. Давай дальше.

По ее спине снова забегали мурашки. Она нервно сглотнула, пытаясь собраться с мыслями и моля, чтобы девушка-агент все-таки пришла и положила конец допросу.

— Ну… в Ливерпуле отец Макса получил место механика в автомастерской. Насколько я знаю, у Макса было нормальное детство, пока не произошла катастрофа.

— Катастрофа? — Он постарался подчеркнуть свою неосведомленность, чтобы услышать ее версию событий; если Эвери информатор, вполне возможно, что и она вовлечена в двойную игру. И хотя он уже слышал о катастрофе, подробностей от Совета ИРА из Дублина еще не получал.

— Автомобильная катастрофа, когда Максу было — я точно не знаю — одиннадцать или двенадцать. Его родители оба погибли. Родственников никого не осталось, и Макса отправили в заведение доктора Барнардо. [27]

— Куда?

— В Ливерпуль, а может, в Манчестер. Там он и имя сменил. Мальчишки дразнили его «бедной старушкой» Рейли или «картофельным Падди», [28]и он его просто возненавидел.

— А когда он пошел в британскую армию?

— Еще у Барнардо стал кадетом, так многие делают, а потом просто двигался дальше. Ему, наверное, было лет семнадцать.

— Так он служил во время волнений шестьдесят девятого?

Мегги понимала, что вступает на скользкую почву, но была уверена, что Джерри Фокс все знает. Макс никогда не делал из этого тайны.

— Да. Он участвовал в двух-трех рейдах парашютного полка. Только с отвращением. Ты же знаешь, парашютисты не отличаются хорошими манерами и деликатностью. Точку поставила бойня в Кровавое воскресенье в январе семьдесят второго. Он решил, что с него хватит. Был глубоко потрясен, но не мог выдать этого перед товарищами. Он подумал, что парашютисты вполне могли бы убить его собственного отца или деда. Очень переживал. В следующем году вышел в отставку. Ему тогда стукнуло двадцать три. Знаешь, эта история сблизила нас, хотя он был, так сказать, на другой стороне.

— А как же твой дядя? Тот, которого убили в Кровавое воскресенье?

Она удивилась — наверное, ему сказал Кон Мойлан — и едко заметила:

— Э, да тебе в самом деле все известно.

— Да уж, будь уверена, — буркнул Гроган. — Так чем твой герой занимался, когда ушел из армии?