Смерч над Багдадом

Как он сказал? «Мы будем договариваться с любой профессиональной террористической группировкой, располагающей соответствующими возможностями».

С группировкой. Грек тщательно, очень тщательно выбирает слова. Нарочно закинул удочку? Группировка — небольшой коллектив. Георгос бросал приманку, отлично зная, какую рыбку хочет поймать.

Теперь Мойлан все понял. Грек с самого начала был убежден, что Совет ИРА отвергнет его предложение. Знал, что должен поймать бесстрашного и тщеславного одиночку, который захочет и решится осуществить этот чудовищный план.

Отсюда проверка — приказ убить незнакомого человека на афинской улице.

Два миллиарда долларов.

За два миллиарда долларов Георгос поймает свою рыбку, а Саддам Хусейн выиграет свою войну.

Мойлан вдруг сел и взглянул на свое отражение в зеркале.

За два миллиарда долларов Фокусник умоет стариков из Совета и дальше пойдет один — вождь новой, могучей и компактной, несказанно богатой группы, которая поведет террористическую войну против британцев, о чем он всегда мечтал. Абсолютная власть будет в его руках.

Он поднял стакан перед смутным зеркальным отражением.

— Георгос, мы, кажется, договорились.

Глава 14

— Так вы пишете книгу об истории Ливерпуля? — восхищенно спросил Дэвид Синклер. Он всегда лелеял мечту писать сам, но как-то увяз в службах социального обеспечения, в данный момент в организации доктора Барнардо. — Я и не думал, что на рынке на них есть еще спрос. Столько уже написано!

Дэнни Гроган допивал предложенную при встрече чашечку кофе, сидя в современном офисе на Чайлдуолл. Здесь, внутри, было тепло и красиво, на стенах висели рождественские плакаты, там, снаружи, — сыро и холодно, в оконные стекла барабанил бесконечный дождь.

— Но я-то пишу не о городе, а о людях. Нельзя не упомянуть про Барнардо, правда?

— У нас теперь все изменилось. Живут только несколько ребят. В основном подростки со всевозможными отклонениями в поведении, с физическими или умственными недостатками, — пояснил Синклер. — Знаете, время другое. Быть матерью-одиночкой не позорно, и социальные службы работают намного эффективней.

— А раньше? — спросил Гроган.

— Раньше было несколько отделений, и в каждом по сорок, по пятьдесят детей. В Ливерпуле, Саутпорте, Литэме и Уирреле. Вам бы надо наведаться на Александр-Драйв или Эгберт-роуд. Там сейчас частные лечебницы, но вы почувствуете атмосферу, схватите колорит.

— Наверное, я так и сделаю. Знаете, у меня есть приятель, который жил в одном из ваших домов.

— Да что вы?

— Его родители погибли в автомобильной катастрофе в шестьдесят первом. Кошмарный случай. По общему мнению, достойнейшее ирландское семейство.

— Католики?

— Конечно.

— Обычно ирландских детей-католиков отправляют в Наджент — так называют ливерпульскую католическую службу социальной защиты. — Он на минутку задумался. — Но после автомобильной катастрофы полиция могла привезти его прямо к нам. Бывали такие случаи.

— У вас не осталось о нем никаких сведений? Ему было бы любопытно узнать.

— Боюсь, за этим придется обращаться в Лондон. — И он, словно что-то припомнив, спросил: — Как его зовут? Только не говорите мне, что еще один наш воспитанник стал знаменитым писателем!

Гроган ухмыльнулся.

— К сожалению, Патрик О’Рейли не писатель.

Это имя поразило Синклера как удар грома. Всего пару недель назад был странный звонок из Лондона, его предупредили, что полиция интересуется всеми, кто будет расспрашивать о бывшем воспитаннике О’Рейли.

— Я бы очень хотел помочь, — забормотал он, промокая салфеткой расплескавшийся кофе, — но сейчас страшно загружен работой — вы понимаете, Рождество на носу…

Ирландец не мог не заметить, как резко изменился тон его собеседника.

— Понимаю, конечно. Но может, найдется кто-нибудь, кто его помнит? Какая-нибудь медсестра, воспитательница на пенсии? Весьма пригодилось бы для колорита и фона в моей книге.

Синклер встал.

— Из тех, кто работал в шестьдесят первом году? К сожалению, нет. Они все давно ушли. Вам действительно лучше обратиться к директору нашего офиса в Лондоне. Извините.

Гроган понял намек и поплелся за служащим к двери.

В глубоких раздумьях он направлялся к центру города. Какого черта тот тип из Барнардо сразу свернул разговор, почти сразу, как только услышал настоящее имя Эвери? Или у него разыгрывается воображение?

Оставив машину за углом отеля «Фезерс», он поднялся в свой крошечный номер на верхнем этаже, вытащил из сумки бутылку «Бушмиллс», плеснул виски в пластмассовый стаканчик для чистки зубов, опустился на кровать и уставился на телефонный аппарат.

Что дальше?

Что еще остается проверить? Со временем до него дошло, что осталось не так уж много. Он подумал, что с момента гибели родителей в шестьдесят первом Эвери провел большую часть своей жизни то в одном, то в другом государственном заведении. Приют Барнардо, армия, тюрьма лет на десять. Кроме официальных сведений, проверять почти нечего.

Тюрьма. Это мысль.

Он заглянул в записную книжку и набрал номер коммутатора Сент-Элен. Ответил мужской голос, явно пьяный, хотя еще не перевалило за полдень.