Смерч войны

Трудно разбираться в ходе мыслей генералов, тем более через семь десятилетий. Однако даже тогда более интересного кандидата на кушетку психиатра, чем Монтгомери, вряд ли можно было бы найти. Четвертый ребенок викария, ставшего потом англиканским епископом Тасмании, порвал все отношения с матерью до такой степени, что пренебрег ее похоронами[631]. Не продемонстрировав особых академических успехов в школе Сент-Пол (одна из самых престижных средних мужских школ), Монтгомери поступил в Королевское военное училище в Сандхерсте, где отличился тем, что поджег фалды однокурсника, попавшего после этого с ожогами в больницу[632]. Служил на Северо-Западном пог-раничье в Индии, в Уорвикширском полку. Неплохо показал себя в Первую мировую войну: поднял солдат в атаку под Ипром и взял в плен одного немца, ударив его ногой в пах. Однажды для него даже вырыли могилу возле лазарета: у медиков не было надежд, что он выживет после ранений. Монтгомери не только встал на ноги, но и завоевал орден «За боевые заслуги», закончив войну с почетным званием подполковника. В 1927 году он женился, у него родился сын, но в 1938 году жена умерла от заражения крови после укуса какого-то насекомого и ампутации ноги, и Монтгомери замкнулся в себе, посвятив себя целиком военному поприщу. Он даже стал абсолютным трезвенником, что никак не укладывалось в традиции британской армии. Профессор военной истории в Оксфорде писал о нем:

«Сила Монтгомери заключалась в учениях, тщательной подготовке и методах боевых действий. Он умело интегрировал артиллерию в сражения, ведущиеся всеми родами войск, и прекрасно знал, как использовать в битве огневую мощь, особенности местности и маневр. Он говорил солдатам: им предназначено убивать и быть готовыми к тому, что их тоже могут убить. Он говорил об этом прямо и откровенно».

Дисциплинированный, целеустремленный, легко адаптирующийся к новым обстоятельствам, не терпящий некомпетентности, умевший во всех деталях планировать свои действия и трезво оценивать возможности противника и в то же время чрезвычайно вспыльчивый, эгоистичный и своевольный, Монтгомери считался самым способным после герцога Веллингтона британским полевым командиром. Это о нем сказал один историк: «О генералах судят не по их светским манерам». Монтгомери был тщеславен, но у него для этого имелись все основания.

Монтгомери образцово вел себя во время отступления из Дюнкерка, и хотя был причастен к первоначальному планированию трагической высадки в Дьепе в августе 1942 года, по крайней мере предлагал потом отказаться от операции. Еще до прибытия в Западную пустыню Монтгомери решил, что будет сражаться с Роммелем иначе, чем его предшественники Алан Каннингем, Нейл Ритчи и Клод Окинлек. Он не будет гоняться за ним по побережью Северной Африки между Египтом и Тунисом, а навяжет Африканскому корпусу решающую битву в стиле Клаузевица и сломает немцам хребет. Вечером в первый же день командования 8-й армией Монтгомери говорил офицерам:

«Как я понимаю у Роммель может напасть в любой момент. Прекрасно. Пусть нападает. Лучше, если он это сделает не раньше чем через неделю. У меня будет время для изучения обстановки. Если он даст нам две недели на подготовку, то мы будем в отличной форме. После этого Роммель может нападать, когда ему заблагорассудится, и я надеюсь, что он пойдет в атаку… Тем временем мы подготовим наше мощное наступление, и оно будет началом кампании, которая навсегда выгонит Роммеля из Африки… Он определенно нам досаждает. Посему мы зададим ему хорошую трепку и покончим с ним».

Тогда эти слова могли показаться бравадой малозначительного, но заносчивого генерала, собравшегося положить на лопатки гиганта военной стратегии, не проигравшего еще ни одного крупного сражения. Тем не менее через девять месяцев Африканский корпус, потерявший за 1942 год 5250 единиц тяжелой техники, сложил оружие в Тунисе[635].