Смерч войны

В Курском сражении русские впервые поднимали в воздух больше самолетов, чем люфтваффе, что также свидетельствовало о серьезных переменах на Восточном фронте. 2-я и 17-я воздушные армии совершили в южном секторе Курского выступа 19 263 самолето-вылета, и в воздух взлетали гораздо более крупные формирования, чем прежде. Один автор назвал главу своей книги «Новый профессионализм», и во многих отношениях этот заголовок отражает то, насколько советские вооруженные силы усвоили уроки 1941 года[1011]. В битве под Прохоровкой II танковый корпус СС (дивизии «Лейбштандарт», «Тотенкопф» и «Дас рейх») нанес советским танковым войскам более значительный урон — потери составили свыше пятидесяти процентов личного состава, но это уже ничего не меняло[1012]. К концу дня русские лишились четырехсот танков, немцы — трехсот (включая семьдесят «тигров»)[1013]. То, что позднее русская пропаганда назвала «Прохоровским побоищем», фактически коснулось обеих сторон. Однако пирровы победы рейху уже были ни к чему. Немцы удерживали поле битвы, пока не получили приказ отходить. Но операция «Цитадель» явно выдохлась, и «отсечение» Курского выступа не получилось. 3, 17 и 19-я танковые дивизии начинали бои, имея 450 танков, а теперь в них едва насчитывалось 100.[1014] Подобно боксеру, выигравшему бой по очкам, но не способному выдержать следующий поединок, вермахт после Прохоровки уже не мог больше предпринимать крупные наступления.

Гитлер 13 июля вызвал Манштейна и Клюге в Растенбург, приказав прекратить операцию «Цитадель». Двумя днями раньше союзники высадились в Сицилии, и часть II танкового корпуса СС, включая «Лейбштандарт Адольф Гитлер», перебрасывалась в Италию. Манштейн не стал возражать, он уже считал: «Мы оказались в положении человека, схватившего за уши волка и боявшегося его отпустить»[1015]. Клюге, обладавший, по словам Лиддела Гарта, достаточным мужеством для откровенного разговора с Гитлером, тоже воздержался оттого, чтобы выразить свое мнение, опасаясь оказаться в немилости[1016]. В этом отношении он мало чем отличался от других немецких генералов, хорошо знавших, что всегда найдутся желающие занять их место.

К 23 июля группа армий «Юг», ослабленная после передачи Клюге дивизии «Великая Германия», была вынуждена отойти на рубежи, с которых начиналась операция «Цитадель»[1017]. 3 августа войска Степного фронта Конева заняли позиции, удерживавшиеся героическими, но уже измотанными частями Воронежского фронта. До 17 августа продолжались беспорядочные тактические бои; немцы отошли к «линии Хаген» на Орловском выступе; на юге советские войска, развивая наступление, 23 августа снова взяли Харькор, и Манштейн, оставив город вопреки приказам Гитлера, отступил к Днепру[1018]. Русские и немецкие войска четыре раза сражались за Харьков, и одно это свидетельствует о совершенно ином характере войны на Восточном фронте. В последнем сражении войска Воронежского и Степного фронтов потеряли 250 000 человек[1019]. По сравнению с такими жертвами потери союзников в Сицилии кажутся ничтожными.

В войне людей и машин русские превосходили немцев в поставках на поля битв и того и другого. За годы войны немецкие, венгерские, итальянские и чешские заводы (а также Франция, сдавшая свою технику) поставили на фронт 53 187 танков и самоходных орудий всех типов. Советский Союз в 1941 — 1945 годах произвел только танков Т-34 в количестве 58 681 единица. К этому надо добавить 3500 танков ИС-2 (с 122-мм пушками, имевшими дальность прицельной стрельбы два с половиной километра), 3500 артиллерийско-самоходных установок СУ-100 и различные варианты танков КВ.

К 1943 году русские наладили массовое производство превосходных 122-мм гаубиц М-30, а их стандартная ручная граната была не хуже немецкой М-24, которая не претерпела никаких существенных изменений с 1924 года.

Новый стиль войны, проявившийся под Курском, особенно во взаимодействии различных родов вооруженных сил, позволил русским снизить потери до приемлемого уровня (хотя они все еще были намного больше, чем у немцев). На Россию стали смотреть другими глазами, и она сама почувствовала вкус к победам. Процент потерь под Курском был вдвое меньше, чем в битве под Москвой в 1941 году, а в 1944-м снизился еще на четверть. «Воссоздание на руинах 1941 года практически новых вооруженных сил, — писал Ричард Оувери, — следует считать самым выдающимся событием всей войны»[1020]. Советские войска научились противостоять блицкригу, концентрировать свои силы, применять новую технику наступательных операций и развивать успех. Они все еще теряли людей больше, чем немцы, но смогли сократить потери до соотношения три к двум, и эта пропорция сохранялась до конца войны. В результате поражение Германии было предрешено, теперь «весь вопрос был лишь в том, сколько на это потребуется времени и крови»[1021]. Если у немцев этих ресурсов оставалось не так много, то у русских их было предостаточно.