Но под конец разговорился, и дело пошло на лад. Вопрос о боевой учебе, наиболее близкий и ему, и всем собравшимся, уже не вызывал затруднений. Скованность исчезла. Рассказал о том, как плохое знание техники заряжающим Семечкиным едва не привело к трагическому исходу: Семечкин ткнул взрывателем в конец направляющей.
И что тут поднялось!
— Гнать из расчета!
— Из дивизиона!
— Гвардеец, мать твою!..
Вскочил товарищ Семечкина по расчету:
— А если бы мина взорвалась! Ты, Семечкин, бросил мину и упал на землю. А Колесников держал. Как полотно побелел… И все-таки за двоих выстоял.
Семечкин сидел опустив голову, ни жив ни мертв.
— Вот сволочь какая! — взвился над головами чей-то голос.
— Колесникову, выходит, уготовил смерть, а сам — в кусты?!
Поднялся такой гвалт, что Денис, попытавшийся установить тишину, своего голоса не услышал. Он вскинул над головой автомат, чтобы выстрелом вверх прекратить шум, но не успел нажать на спусковой крючок, как снаружи, неподалеку, раздался гулкий грохот пулеметной очереди. В ответ слитно застрекотали десятки автоматов. Пули защелкали по бревнам сарая, древесная труха посыпалась на головы сидящих.
— Ложись! — крикнул лейтенант Нестеров и сам пластом растянулся на полу.
Все выполнили его команду. Денис подполз к стене, заглянул в щель, увидел часть поляны, но на ней никого не было.
Вбежал солдат из боевого охранения.
— Что там? — приподнявшись, спросил его Нестеров.
— Фрицы, товарищ гвардии лейтенант!
— Сколько?
— Роты две, а может, и больше. Сурин с ребятами ведут огонь.
— Все слушай мою команду! — раскатился по просторному сараю голос Нестерова. — Чулков, ко мне!
Денис в два прыжка очутился рядом с лейтенантом. Тут же лежали Зозуля и Галя.
— Придется пока отбиваться своими силами, — сказал Нестеров. — Вы, — обратился он к связному боевого охранения, — бегом марш к командиру дивизиона. Доложите о нападении противника.
Солдат козырнул и исчез за воротами.
— Вам, гвардии сержант Чулков, приказываю возглавить группы Колесникова, Пашкевича, Лейкина, Коваленко и занять позицию здесь, в сарае. Мы с Зозулей попытаемся обойти фрицев справа и слева. Ударим, когда они выйдут на поляну. Держись.
Чулков зачем-то пружинисто козырнул.
— Есть держаться! — И звонко крикнул, перекрывая стрекот автоматов: — Колесников, Пашкевич, Лейкин, Коваленко! Со своими группами поступаете в мое распоряжение. Залечь вдоль стены сарая, устроить бойницы. Лейкину удерживать ворота.
Тем временем сначала Зозуля, за ним Нестеров со своими людьми покинули сарай.
Денис взял попавшуюся под руки слегу и пробил между полусгнившими бревнами порядочную дыру — открылся широкий сектор для наблюдения и обстрела. На опушке было пусто. Стрельба в лесу продолжалась еще некоторое время, затем смолкла.
«Что там могло случиться? — терялся в догадках Денис. — Может, это диверсионная группа напоролась на нас?»
Сзади кто-то застонал.
Обернувшись, встретился глазами с Галиной. Она поняла его молчаливый вопрос и сказала:
— Двое легко ранены.
— Пустяковые царапины, товарищ комсорг, — раздался чей-то незнакомый голос. — Драться можем, не беспокойтесь.
— Сделайте отгородку для раненых, — обратился Денис к Галине, пряча глаза — неловко было командовать лейтенантом, хоть и медицинской службы. — Вон дрова какие-то, из них и сделайте… Чтобы пули не залетали.
— Есть! — козырнула Галина, и Денис не заметил в ее глазах насмешки.
Наступила тишина. Тревожили мысли:
«Стоит ли сидеть в сарае? Могут окружить…»
Подозвал Пашкевича, Коваленко и Лейкина, посоветовались, решили тремя группами занять позиции слева и справа от сарая. Денис с остальными оставался на месте. Под конец он сказал:
— Надо бы создать видимость слабой обороны. Давайте так — стрелять одиночными патронами. А когда атакуют, бить очередями. Но за двадцать — тридцать метров. Все ясно?
— Ясно.
— Тогда по местам.
Группы комсомольцев поползли. И в это время немцы дали знать о себе. От опушки донесся голос:
— Рус! Сдаваться! Жизн получайт!
«Как выиграть время? — забилась тревожная мысль. — Зозуля и Нестеров еще не успели занять позиций…»
— Рус! Ви есть окружены. Сдаваться! — опять заорал гитлеровец во все горло.
Чулков вполголоса спросил:
— У кого зычный голос?
— У меня, товарищ комсорг.
В сказавшем эти слова Денис узнал сержанта Семечкина.
— Нужно выиграть минуту-полторы, чтобы успели Зозуля и Нестеров. Сумеешь разыграть колебание… Ну… страх, что ли…
— Это… как же так?
В голосе Семечкина было столько обиды и возмущения, что Денис подумал:
«Может, зря мы его сегодня так?..»
Пояснил:
— Нужно обмануть фашиста. Заставь его поверить, что мы насмерть перепуганы. Надо выиграть время. Очень важно. Кричи: «Эй, фашист! Не обманешь?»
Глаза у Семечкина вспыхнули: дошло.
— Я понял. Выдам, товарищ гвардии сержант.
Тишину прорезал пронзительный голос:
— Эй, Гитлер! Боюсь, сволочь, обманешь!
В сарае послышался сдавленный смех.
С опушки донеслось:
— Сам сволош! Не обман. Сдавайся.
— Не сволочи ты его, чудак, — встревожился Денис. — Там же не дураки сидят. Изобрази страх. Скорее!
— Боимся мы!.. Обманете, господа немцы, — в голосе Семечкина слышались слезы.