Как на старых, так и на новых стояли по два аккумулятора, от которых ракеты получали ток для запала. Вроде бы такие же аккумуляторы, а когда стали проверять качество и долговечность их службы, электрик присвистнул:
— Братцы! Да их до Берлина хватит!
— Вот это мастера! — восхищались солдаты.
— А вы, поди, и строчки им не написали, — нашелся комсорг первого дивизиона старшина Колесников. — Эх вы! Сели бы рядком да поговорили б ладком. И карандашиком… Так, мол, и так. Мы, воины такой-то и такой-то части, увидели, как здорово вы умеете работать, и за это гвардейское спасибо тебе, Товарищ Рабочий Класс! И все с большой буквы! В ответ на вашу заботу мы, воины, клянемся вам средней ракеткой угодить в самую маковку господину обормоту, который бегает под кличкой Гитлер.
Письмо-экспромт всем понравилось. А Колесников сам не ждал не гадал, что слова его произведут такой эффект.
Дениса привело в дивизион, казалось бы, пустяковое дело. Старший сержант Соколенок, очень неплохой командир установки, похваляясь успехами перед необстрелянными солдатами, заявил, что лично он во время залпа сбил сразу три «юнкерса»-лапотника и заставил всех фашистских асов убраться восвояси.
Солдаты-ветераны, оценивая «актерское мастерство» Соколенка, хохотали от восторга, а соседи-новички, глядя на орден Красного Знамени и четыре медали Соколенка, верили каждому его слову. Факт такой был, ракета случайно угодила во вражеский самолет и разнесла его в щепки. Но сбито было не три, а лишь один «юнкерс». И не Соколенок сбил, а Лаптев, командовавший установкой в другом дивизионе. Но уж таков Соколенок — коль замахнулся, он мог и Берлин в одиночку захватить. И врал столь вдохновенно, что даже люди, хорошо знавшие старшего сержанта, попадались на удочку.
Пора было поставить его на место.
Денис подошел к группе солдат незаметно. Все были увлечены разговором, все галдели, стараясь перекричать друг друга. Каждому хотелось, чтобы и его слово было вставлено в коллективное письмо, мысль о котором подал Колесников.
— Слушайте, так и писать — Товарищ Рабочий Класс — с большой буквы? — усомнился сержант из новеньких, писавший под диктовку своих товарищей.
— Так и пишите, — подал голос Чулков.
Сержант оглянулся, увидел офицера и попытался вскочить.
— Сидите, сидите, — успел опередить его Денис. — Уверен, товарищи, они с трибуны станут читать ваше письмо и тут же пошлют ответ. Молодец, кто придумал написать на завод. Кого надо качать?
Все обернулись к старшине Колесникову. У того сияли глаза от радости.
— Пишите поконкретнее, — продолжал Чулков. — Расскажите про тот залп… Помните, у Высоких Хуторов?
— Правильно! — дружно одобрили солдаты.
— Не забудьте перечислить, сколько разгромили техники и сколько захватили трофеев.
Чулков покосился на Соколенка.
— Не забудьте, друзья, описать подвиг одного из наших командиров установки. Он, оказывается, бился один на один с вражескими самолетами и сбил залпом три «юнкерса».
Фронтовики, догадавшись, в чей огород камушек, дружно заулыбались.
Соколенок вскочил:
— Так я… Зачем, спрашивается, тот командир расчета рассказывает об этом героическом эпизоде? Чтобы вдохновить, чтобы зажечь гвардейцев. Чтобы люди знали, какие у нас в наличии молодцы-удальцы славные гвардейцы, как говорит гвардии майор Зонов.
Чулков, не скрывая насмешки, посоветовал:
— А вы, сокол ясный, тому героическому командиру расчета напомните старую-старую поговорку: ври, да знай меру.
— Я ему, шельме, обязательно об этом скажу. Он ведь, товарищ гвардии лейтенант, такой гусь — не приведи господь!
Последние эти слова Соколенка звучали вполне убедительно, серьезно. И тени улыбки не мелькнуло на его лице. Товарищи его давились от смеха, а новички, не понимая что к чему, переводили взгляды с Чулкова на Соколенка.
— Очень хорошо! Вот лично вы, товарищ Соколенок, поняли, как нехорошо вводить в заблуждение новичков? Надо и того старшего сержанта урезонить. Я хотел собрать комсомольцев дивизиона и с песочком его…
Соколенок замотал головой:
— Не стоит, товарищ гвардии лейтенант. Вы же знаете, он орел-парень. Ну, трепанул малость. Эка! Я с ним лично так потолкую… — Старший сержант встряхнул кулаком. — Уж будьте спокойны, найдем что сказать и сделать! Знаем мы таких трепачей.
Уже не было сил сдерживаться. Грянул хохот. Смеялся и Чулков. А Соколенок и бровью не повел — он, казалось, был полон благородного гнева и желания немедленно перевоспитать хвастунишку.
— А что такое? — навострили уши новички.
— Ничего особого, — с той же серьезностью поспешил ответить старший сержант. — Был у нас один гвардии враль. Любил павлиний хвост распускать. Вот и решили тот хвост пощипать. Он, конечно, малый с головой. Скажем ему: вот край, а там не рай, если загудишь ненароком.
— На том и точку поставим, — сказал Чулков. — Теперь за письмо.
«Сегодня же надо и в других дивизионах заняться письмами, — подумал он. — Молодец Колесников!»