СМЕРШ. Без легенд и мифов

Первый предусматривал, что после перехода линии фронта вся тяжесть выполнения задания целиком и полностью должна была лечь на его плечи. В частности, по возвращении в часть и получении доступа к секретным документам корпуса он должен был скопировать их и затем при благоприятно складывающейся ситуации доставить в отдел Смерш. В этом случае исключался всякий риск для курьера контрразведчиков, но зато возникала масса проблем для самого «Штабиста». Надолго отлучиться из штаба он не мог. Кроме того, без знания русского языка даже самому опытному агенту скрытно пройти 50 километров по незнакомой местности было делом почти невозможным.

Согласно второму варианту, от «Штабиста» требовалось только одно — после возвращения в часть восстановиться на прежнем месте службы и ждать связника. При его появлении передавать собранную в штабе 52-го корпуса информацию. В этой ситуации основные риски брал на себя связник. Такого человека контрразведчикам не пришлось долго искать. Тот только что-то вернулся из-за линии фронта. Это был опытный подпольщик из числа местных жителей, в совершенстве знавший немецкий язык. Он без колебаний дал свое согласие. В Управлении Смерш фронта рассмотрели оба предложения Москалева, и окончательный выбор оставили за ним.

Операция по выводу «Штабиста» за линию фронта перешла в завершающую стадию. Но прежде чем довести до Биттига оба варианта задания и познакомить со связником, Москалев решил выслушать мнение смышленого агента. Тот в очередной раз удивил своей сообразительностью. Почти слово в слово «Штабист» назвал то, что намечали для него контрразведчики, и стал настаивать на варианте со связником.

И здесь у Москалева вновь проснулись прежние подозрения: «Штабист» специально подставлен на вербовку гитлеровской разведкой, чтобы внедриться в Смерш! К сожалению, фактов, их подтверждающих, ни ему, ни его подчиненным за то время, что они работали со «Штабистом», добыть так и не удалось. Бравый ефрейтор держался уверенно, разве что в деталях переигрывал. Но это были его, Москалева, предположения, которые к делу не подошьешь и начальству не представишь. Вокруг «Штабиста» была абсолютная пустота. Повторная проверка, которую провел Старинов, ничего не дала. Он был чист. Единственная связь «Штабиста» — Астафьева к тому, что сообщила в первый раз, ничего нового не добавила.

После беседы-инструктажа с Биттигом Москалев возвратился к себе в кабинет и снова принялся за изучение материалов «дела», пытаясь найти зацепку, которая бы привела к раскрытию хитроумного плана, возможно, задуманного гитлеровскими разведчиками. Логика ему подсказывала, что сам по себе Биттиг не мог действовать, а значит, в городе должен находиться второй гитлеровский агент. Им мог быть либо агент-радист, либо агент-связник. Старинов в очередной раз принялся перелопачивать тот скудный материал, что наработали контрразведчики. Повторная проверка указанных Астафьевой адресов, где она видела Биттига, ничего не прояснила. Хозяева одной квартиры были вне подозрений, а в двух других жильцы отсутствовали.

Появление Старинова прервало размышления Москалева. Ни слова не говоря, тот выложил из сумки на стол кучку вещей, среди которых оказался фотоаппарат. Москалев вопросительно посмотрел на него. На лице старшего лейтенанта расплылась довольная улыбка. Не вдаваясь в подробности, он рассказал, что обнаружил его на квартире Астафьевой среди вещей Биттига. Фотоаппарат являлся хоть и косвенной, но все-таки уликой.

Это была не последняя удача контрразведчиков. На следующее утро в одном из двух пустовавших домов, куда заходил Биттиг, появились жильцы. И первая их проверка дала важный результат: хозяин дома незадолго до войны попадал в поле зрения органов госбезопасности, но она помешала довести оперативную разработку хозяина до конца. Подозрения Москалева о связи Биттига с гитлеровской разведкой, хотя и косвенно, начали подтверждаться. Но он не спешил дожимать бойкого ефрейтора и, как обычно, приступил к очередному занятию с ним. Они шлифовали последние детали разведывательного задания.

До переброски «Штабиста» через линию фронта оставалось меньше суток и это будоражило ему кровь. Несколько раз он путался в легенде прикрытия и не сразу смог вспомнить место и имя хозяина запасной явки. Москалев посчитал, что наступил подходящий момент и нанес свой первый удар — выложил на стол фотоаппарат.

С затаенным страхом Биттиг поглядывал то на объектив, предательски поблескивавший на солнце, то на капитана-контрразведчика. Тот решил воспользоваться его растерянностью и «взять» на фотоаппарате, но споткнулся. Биттиг быстро оправился и начисто отверг обвинения в шпионской связи с гитлеровской разведкой. Москалев не стал его дожимать и свой последний «козырь» — объявившегося накануне хозяина дома, как он предполагал, содержателя явочной квартиры — не стал пускать в ход и отправил Биттига под присмотр караула.