Шапиро взял флакон одеколона.
— Пригодится! Пошли!
— Куда? — спросил шофер. Это было единственное известное ему русское слово.
— На Бендову улицу.
Я вспомнил про Бендову улицу. Там наша конспиративная квартира. Какой то русский эмигрант будет передавать нам секретные сведения.
В 11 часов ночи мы возвратились в дом № 11 на Делостжелецкой улице. Быстро поужинали и принялись за работу.
— Товарищ младший лейтенант! К майору Надворному.
Я медленно поднимался по ступенькам. Конец… Наверное, майор поймал кого-нибудь из моих друзей. Иначе быть не может. Зачем я нужен майору Надворному?.. Засыпали меня…
— Садитесь!
Как то отлегло. Майор был приветлив, улыбался.
— Я вам прочту акт о самоубийстве Рафальского. Вы подпишите в качестве свидетеля…
Выяснилось следующее: по поручению полковника Козакевича майор Надворный должен был допросить арестованного Рафальского; Во время допроса майор вышел в коридор, чтобы приказать дежурному принести воды.
Арестованный Рафальский воспользовался случаем: открыл окно и прыгнул вниз, на бетонированный двор. Арестованный Рафальский разбил себе голову, сломал правую руку. Через десять минут после случившегося — умер…
Я подписался.
— Спасибо! До свидания!..
Капитан Шапиро допрашивал эсэсовского генерала. Я переводил его личные документы.
— Товарищ младший лейтенант! К капитану Степанову — доложил связной.
— Передайте капитану Степанову, что я занят.
— Есть. Передать, что вы заняты.
Связной ушел.
На улице гудели моторы. Кто то приезжал, кто то уезжал. Я бросил удостоверение генерала и зашагал по комнате.
Если все затянется надолго, я сойду с ума. Бежать? Можно. Но я должен обязательно заехать в Мукачево. Там у меня целый ряд документов.
В комнату вошел капитан Шибайлов.
— Коля, на одну минутку… Я арестовал одного чеха, очень подозрительного. Его жена живет на другой квартире. Нужно узнать адрес.
— Дежурный, вызовите Скживанека.
Открылась дверь. В теином подвале жались друг к другу арестованные. Их было так много, что не было места сидеть. Они стояли.
— Скживанек!
— Зде.
— Выходи!
Капитан записал адрес жены Скживанека…
Я возвратился к себе в комнату.
Капитан Шибайлов поехал арестовывать жену Скживанека.
Я возвратился к себе в комнату.
Не могу больше! Нет сил! Все мне кажется таким странным и непонятным, словно я не в реальной действительности, а в кошмарном, кровавом сне.
Надо раздеться… Зачем? Все равно, от этого легче не станет.
Внизу в подвалах стоят арестованные, на улице гудят моторы. Кто то ругается. На дворе, в пыли, лежит Рафальский. Мозги, смешанные с пылью.
— Ты, генерал, не ври! — допрашивает Шапиро эсэсовца. А теперь бьет его… Все ерунда.
Но мозги, смешанные с пылью — не ерунда. Нет, это результат человеческого мракобесия. Кого обвинять? Некого! Себя? За что? За то, что родился? Но я в том не виноват.
Спать надо! Философия всегда доводит до чортиков. Кому, вообще, нужна философия? Смершевцам? Зачем? Они великолепно обходятся и без нее…
Шапиро — подлец. Знает, что я спать хочу. Так нет, вместо, того, чтобы работать потише, он кричит, как сумасшедший Да ведь он и есть сумасшедший. Все мы сумасшедшие. Кто из нас в состоянии улыбнуться чистосердечно, как улыбаются дети? Никто… Что я хотел вспомнить?.. Да! Я подписал акт о самоубийстве Рафальского. Прочь все мысли! Прочь, прочь! Три часа ночи. Что делать, как уснуть.
— Du bist kein General, du bist подлец..
Шапиро не только подлец, но и хам. Если он не жалеет меня, то хоть бы пожалел себя. Ведь ночь, глубокая ночь! Спать надо… Что делает Волошин? Богу молится? Поздно.
Смерть… Кровь… Мозги, смешанные с пылью…
Сегодня 14-е мая. Полный расцвет весны. Я рад, что капитан Шапиро «плюнул» на работу и занялся грабежом. Как все просто в наших условиях! Все двери открыты. Никто не решается рта разинуть, чтобы сказать слово протеста.
НКВД. Чехи боятся чекистов больше, чем гестаповцев в свое время.
В течение трех дней их отношение к русским переменилось на все сто процентов. Уже не кричат «наздар».
У подполковника Шабалина 10 чемоданов разных ценных вещей. Капитан Миллер «переплюнул» все — у него 15 чемоданов.
Шапиро «приобрел» аккордеон «Hohner», Шибайлов хвастается двумя фотоаппаратами «Лейка». Гречин собирает «коллекцию» ручных часов. Попов грабит, но, как всегда во всем, очень осторожно и тайно.
Козакевич надел на себя хороший костюм какого то арестованного товарища министра и все время ходит в нем.
— Шибайлова ожидает выговор — обратился ко мне Шапиро.
— За что?
— Не поймал Власова. Ездил в Пильзен — тоже без результата. Мне кажется, что Власова скрывают американцы.
Шапиро вышел из машины.
— Я только загляну в одну лавку.
Едва он отошел несколько шагов в сторону, как я почувствовал на своей спине чью то руку.
Смотрю — Лиза Л.
Шапиро может возвратиться каждую минуту. Он знает, что я никогда не был в Праге. Составляя свою автобиографию в Мукачеве, я написал, что за всю жизнь, помимо пределов Карпатской Руси, я был только в Будапеште.
— Здравствуй, Лиза. Извини, я не могу с тобой разговаривать. Прошу тебя, уйди… Когда нибудь я все объясню тебе…
Лиза смутилась, покраснела и заторопилась.