Смерш и ГРУ посвящается

А вообще как оперативник он был достаточно скромным человеком. Никогда не выпячивал свое имя, не претендовал на получение высоких правительственных наград, не выпрашивал должностей. Эти качества он пронес по своей службе как в Комитете государственной безопасности, так и Главном разведывательном управлении Генштаба ВС СССР. Летом 1944 года Петр Иванович с радостью узнал о появившихся «немцах в Москве».

Ему рассказал все подробности этого прямо-таки театрального действа один из офицеров Управления КР Смерш фронта, выезжавший в Москву для доклада направленцу в Главное управление КР о полученных оперативных материалах от внедренного зафронтового агента с намерениями гитлеровской верхушки провести сепаратные переговоры с нашими союзниками.

Дело в том, что в июле месяце руководство НКВД через свои войска провело в Москве уникальную операцию под кодовым наименованием «Большой вальс». К вечеру 16 июля 1944 года в столицу неожиданно прибыли пятьдесят пять эшелонов с военнопленными гитлеровцами. Ночь фрицы провели на поле центрального аэродрома, где когда-то взлетал и садился военлет Петр Ивашутин на тяжелых бомбардировщиках ТБ-3. Потом рядом с аэродромом построят новое здание армейского госпиталя, которое неожиданно передали военной разведке страны, и генерал Ивашутин до самой пенсии проработает в «стекляшке». Так ласково называли военные разведчики свою «альма-матер»…

* * *

Но вернемся к летним событиям в Москве 1944 года.

В 10 часов утра следующего дня захваченным гитлеровцам — солдатам, офицерам и генералам — после побудки и завтрака объявили срочное построение и сразу же-«сбор». Потом их провели по Москве — по улице Горького (нынче Тверская. — Авт.). Впереди шествовали 19 генералов и 600 офицеров, а за ними — 56 тысяч вражеских солдат. Эти немцы попали в плен в разное время на различных фронтах. Теперь их собрали всех вместе для «экскурсии».

Шли они во всю ширину одной из центральных улиц столицы, по двадцать человек в ряд. Битые гитлеровцы удивленно озирались. Наверное, они предполагали увидеть город в развалинах и руинах, как им твердила геббельсовская пропаганда о результатах точечной бомбардировки советской столицы на протяжении всей войны. Но как ни вглядывались они в проезды и переулки, на крыши домов, в проемы распахнутых окон с выглядывающими из них любознательными москвичами, ничего подобного увидеть не смогли.

В день «захвата немцами Москвы» погода была по-летнему солнечной, поэтому дома и деревья, обласканные дневным светилом, казались ярче и наряднее. Толпы уставших от войны москвичей и гостей столицы стояли рядами вдоль улицы на тротуарах и молча смотрели на мимо проплывающих низложенных «тевтонцев» двадцатого века. Тишина была удивительной, только слышно было шарканье ног военнопленных по мостовой. Шар-шар, шар-шар, — скрипели стертые подошвы сапог и ботинок.

Гитлер обещал войну закончить по плану блицкрига в пределах четырех недель и к октябрю 1941 года захватить Москву, проведя в ней парад. Затем в его сумеречном сознании появился план: уничтожить российскую столицу — сравнять ее с землей, а потом затопить. И вот через три года фашисты оказались в Москве, но в положении поверженных и посрамленных воителей, понуро бредущих в жестоком спектакле истории по улицам того города, который они намеревались захватить и уничтожить.

Одним из символических действий, вписанных в этот политический спектакль, было прохождение поливальных машин, которые по замыслу его режиссеров смывали пыль, оставленную от сапог гитлеровских военнопленных, победно прошагавших половину Европы.

«Да, красиво обыграли в Москве проводку колонны немцев по центру столицы, — размышлял Петр Иванович, — в назидание потомкам. Пусть знают, история России не раз говорила ворогу — не замань, не трогай! С мечом пришли — от меча и погибните. Еще чуть-чуть, и Третий рейх будет доломан, посрамлен и уничтожен. Его создатель — Гитлер был убежден, что его творение будет жить вечно. Вечное с преступным режимом не уживается».

* * *

Войну Ивашутин закончил в музыкальной, веселой, восторженно принимавшей наших воинов Австрии. Там встретил и День Победы…

Никаких трофеев он с войны не привез, потому что довольствовался самым малым, на что имел законное право, потому что порядочность у него была судьей над совестью. Ивашутин измерял свое право своим долгом. А долг, как он считал, — это то, чего в конкретную минуту не сделает никто, кроме него. Такие люди венчаны долгом и честью.

А тот, кто делает то, что может, делает то, что должен. Есть что-то магическое в слове «долг», нечто такое, что поддерживает полководцев и воодушевляет воинов. «Долг-расплата за жизнь, — говорил русский литератор Севрус (Ворохов) Эдуард Александрович. — Это обязанность обеспечить благодатное существование всего и всех, кто ее даровал нам, поддерживает и составляет: родителей, любимых женщин, детей, друзей, Отечество и дела, которым мы служим». Генерал исполнил свой долг перед Отчизной, верным и честным ей служением, как гражданин и как воин.