СМЕРШ идет по следу. Спасти Сталина!

Шелленберг был в весьма расстроенных чувствах. Его дружеские отношения с Канарисом начальство решило использовать на свой лад. Он думал, как бы ему выкрутиться из этой ситуации и переложить обязанность ареста на кого-нибудь другого. Но 23 июля последовал звонок от шефа гестапо Мюллера. В те дни Мюллер вместе с Кальтенбруннером занимались расследованием покушения на Гитлера, совершенного 20 июля 1944 года, и в связи с этим руководили операцией по взятию под стражу заподозренных лиц, в число коих попал и адмирал Канарис. В типичной для него манере шеф гестапо резким голосом произнес:

– Безотлагательно отправляйтесь на квартиру Канариса, сообщите ему, что он арестован, и тотчас же доставьте его в Фюрстенберг. Объясните адмиралу, что он будет находиться в Фюрстенберге до тех пор, пока все не выяснится.

Выслушав монолог Мюллера, Шелленберг довольно жестко ответил:

– Я протестую, группенфюрер! Я не намерен брать на себя роль чиновника-исполнителя, и если вы будете настаивать, я обращусь по этому поводу к Гиммлеру.

– Не забывайте, – парировал Мюллер, – что не рейхсфюрер, а Кальтенбруннер и я получили приказ фюрера расследовать заговор. За неподчинение вам придется жестоко поплатиться.

Шелленбергу сразу все стало ясно, и, поразмыслив немного, он решил подчиниться.

В тот же день Шелленберг вышел из машины у дома шефа абвера адмирала Канариса, что стоял в одном из районов Берлина – Шлахтензее.

Шелленберг поднялся на крыльцо, постучал. Дверь отворил сам адмирал. Увидев, кто пришел, Канарис тут же все понял и печально улыбнулся, пожимая руку Вальтеру, как его с первых минут знакомства стал называть адмирал. В гостиной находились барон Каульбарс и родственник Канариса Эрвин Дельбрюк. В углу у камина, на коврике лежала такса, любимая собака Канариса. Он вообще любил животных, единственных живых существ, не способных к предательству. Пропустив в комнату неожиданного гостя, адмирал повернулся к друзьям, прискорбно разведя руками.

– Господа, я бы хотел остаться наедине с господином Шелленбергом.

Каульбарс и Дельбрюк встали, молча поклонились Шелленбергу и вышли, плотно прикрыв за собой дверь.

Канарис говорил совершенно спокойным голосом. Он понимал, что для него уже все кончено. И свой конец он решил принять, как и подобает настоящему офицеру – не опуская глаз и не отворачивая лица.

– Я почему-то предчувствовал, что это будете именно вы. Прежде всего, скажите, нашли ли они какие-либо письменные документы у этого болвана Ханзена?

Канарис действительно был рад появлению Вальтера Шелленберга, к которому он питал какие-то особые чувства. Может быть, духовного родства.

– Да, нашли записную книжку, в которой, в частности, был список имен тех, кого собирались убить. – Шелленберг чувствовал себя неловко, хотя оба (и он, и Канарис) понимали, что от бригаденфюрера в данном случае ничего не зависит. – Однако там ничего не говорилось ни о вас, ни о вашем участии.

– Эти типы из генерального штаба обойтись не могут без писанины.

– Господин адмирал, мне прискорбно сообщать, но я вынужден сделать это. Фюрером подписан приказ о вашем аресте и об объединении моего ведомства с вашим. Я должен принять у вас дела именно сегодня и препроводить вас в Фюрстенберг.

– Очень жаль, мой юный друг, что нам приходится прощаться в такой обстановке, – вздыхает Канарис. – Однако, – он встает и прохаживается по комнате, – мы это преодолеем. Обещайте мне честно, что в течение ближайших трех дней вы обеспечите мне возможность побеседовать с Гиммлером лично. Все прочие – Кальтенбруннер и Мюллер – это просто грязные палачи, жаждущие моей крови.

– Я обещаю вам, адмирал, сделать все, что вы просите, – Шелленберг поднялся и вытянулся в струнку. – За годы нашего знакомства…

– Нашей дружбы, Вальтер!

– Хорошо, нашей дружбы, вы ни разу не смогли усомниться в верности моего слова.

Канарис согласно кивнул и хотел что-то произнести в ответ, но Шелленберг жестом остановил его.

– А теперь, если господину адмиралу угодно завершить какие-либо приготовления, прошу считать меня в его распоряжении. Я буду ожидать в этой комнате час, а за это время вы можете делать все, что вам угодно. Я в докладе напишу, что вы пошли в спальню переодеться.

Канарис внимательно посмотрел в глаза Шелленбергу, грустно улыбнулся и покачал головой.

– Нет, дорогой Шелленберг, бегство для меня исключено. Самоубийством кончать я тоже не собираюсь. Я уверен в своей правоте и доверяю обещанию, которое вы мне дали.

Адмирал присел в кресло, к нему подбежала такса и, встав на задние ноги, поставив передние на колени хозяину, лизнула того в лицо. Канарис едва не прослезился и стал гладить собаку.

– Шелленберг, всегда памятуйте о доброте животных. Возьмем, например, мою собаку. Она ведет себя скромно и никогда меня не предаст, чего я не могу сказать о людях. Ну, иди на место.