Улучив момент, когда со своим лётценским старым знакомым можно было переговорить с глазу на глаз, Таврин сообщил ему, что дал согласие сотрудничать с немецкой разведкой и его зачислили в «зондер-команду».
– Наконец-то! – тут же отреагировал Жиленков. – Давно пора.
– Да, но только у меня довольно сложный выбор, над которым я ломаю голову уже целых две недели.
– Что за выбор? Давай вместе решим.
Таврин с благодарностью посмотрел на Жиленкова. И объяснил ему, из каких трех заданий ему предстояло выбрать одно.
– И думать не надо! – резко и решительно произнес Жиленков. – Только террор! Соглашайся на задание по террору против советских руководителей, и в первую очередь – против Сталина.
Таврин несколько опешил. Жиленков предлагал ему делать именно то, что он для себя отмел сразу. Видя нерешительность и сомнение собеседника, Жиленков прибег к своему искусству оратора и уговорщика.
– Пойми ты, – уговаривал он. – Если тебе такое покушение удастся, ты станешь великой исторической личностью. Заслуга твоя никогда не будет забыта, и после падения нынешней власти – а со смертью Сталина она обязательно рухнет, она держится на нем – ты непременно займешь достойное место, и твои заслуги никогда не будут забыты.
Таврин смотрел снизу вверх на Жиленкова. Он проникся к нему полным доверием и уважением. Хотя практически не знал его ни как человека, ни как государственного деятеля. Видел только его несколько барские замашки (что было особенно странным для бывшего беспризорника), да знал его любимую фразу о том, что в Советском Союзе он был почти член ЦК.
– Запомни, Петр, только террор! По возвращении в Берлин я приму необходимые меры к ускорению твоей переброски в СССР, – Жиленков что-то быстро пометил в своей записной книжке и пожал Таврину руку на прощание. – Я позабочусь о тебе. Нам нужны надежные люди.
Будучи неплохим психологом, Жиленков давно раскусил характер Таврина и характерную для него, хотя и не всегда явно проявляемую манию величия. На эту струнку генерал и давил. Впрочем, Жиленков настолько подавлял своим авторитетом и характером даже не самых слабых людей, что Таврин, недолго думая, согласился с его аргументами.
Вскоре после отъезда Жиленкова и в самом деле вновь дал знать о себе Грейфе. 5 сентября он вызвал Таврина в Берлин.
– Как вам жизнь в Зандберге? Я был прав, обещав вам окончание мытарств?
– Да, разумеется. С тем, что было в Лётцене и в других местах, – несравнимо.
– Прекрасно! Дальнейшая ваша судьба будет полностью зависеть от вас. Вы подумали над моим предложением, Таврин?
– Подумал, господин подполковник, – кивнул Таврин.
– Ну и?..
– Я готов выполнить задание по террору.
Тогда Грейфе уточнил:
– Речь идет об осуществлении теракта против одного из советских руководителей, – Грейфе немного помолчал, словно раздумывая, стоит ли сразу раскрывать все карты, потом все же произнес:
– Против Сталина.
– Я все обдумал и готов на все, – подтвердил Таврин.
– Оч-чень хорошо, – Таврину показалось, что обрадованный Грейфе даже облегченно выдохнул. – Я полностью одобряю ваше решение, господин Таврин, – слово «господин» в обращении к нему из уст Грейфе прозвучало впервые, и Таврин, разумеется, не мог этого не оценить. – Тогда я поручаю вам подумать и письменно изложить во всех подробностях план покушения на… Сталина, – Грейфе умышленно сделал паузу, чтобы оценить реакцию Таврина, но тот уже был ко всему готов. – Особо укажите, какие конкретно потребуются для этого материально-технические средства. Жить вы все это время будете здесь, в Берлине. Мы поселим вас в хорошей гостинице.
Таврин слушал и согласно кивал. Грейфе замолчал, и по нему было видно, что он ждал от Таврина каких-то вопросов. Но тот долго не решался их задавать, пока не поймал на себе вопросительный взгляд оберштурмбаннфюрера СС.
– Простите, господин подполковник… Можно, один… личный вопрос?
– Хоть два, – улыбнулся Грейфе.
– У меня есть любимая… женщина. Мы с ней познакомились в Риге, в диверсионной школе…
– Я знаю, – перебил его Грейфе. – И даже знаю, о чем вы будете меня просить. Понимаете, Таврин, пока вы не выполните поставленную сейчас перед вами задачу, видеться вам с фрау Лидой не стоит.
От удивления у Таврина поднялись дуги бровей, в ответ на это Грейфе только улыбнулся.
– Мы знаем все о каждом нашем подопечном, Таврин. Знаем даже то, о чем они думают. Фрау же Лидия Бобрик так же, как и вы, является нашим сотрудником, поэтому я вам даю слово офицера, что мы вызовем ее в Берлин, поселим тоже в одной из гостиниц и, как только вы завершите свое дело, вы тут же с ней встретитесь.
– Спасибо, господин подполковник.