СМЕРШ. Один в поле воин

Наибольшее внимание Рязанцева привлекли показания старшего сержанта Сычева. Тот знал Прядко по службе на головном складе горючего 5-й армии и находился с ним рядом с первого дня войны. Как и все остальные, Сычев отзывался о нем только положительно. Рязанцев же привык больше доверять не словам, а фактам, и потому с особым интересом вчитывался в агентурное сообщение Сычева — Сыча. В нем речь шла о поведении Прядко после фильтрации, когда тот оказался под арестом по подозрению в сотрудничестве с фашистами. Задержанный неделю назад агент абвера Струка, спасая свою шкуру, вывалил все, что знал о кадровом составе абвергруппы 102, действовавшей в полосе 6-й армии, дал наводки на ее агентов и пособников, в их числе оказался Прядко.

Макеев уцепился за это и воспользовался возможностью, чтобы лично разоблачить затаившегося врага. С присущим ему напором навалился на Прядко и потерпел неудачу. Но она его не остановила, завербовав Сычева, Макеев провел незатейливую оперативную комбинацию — отправил обоих под замок. Ее результат, а главное — поведение Прядко, отказавшегося совершить побег из-под ареста, убеждали Рязанцева, что он стал жертвой банального оговора агента абвера. Подтверждением этому служили не только отзывы окруженцев, а сотни убитых фашистов и десятки единиц трофейного оружия, добытого ими в бою.

Отложив в сторону агентурное сообщение Сыча, Рязанцев встал из-за стола и прошелся по кабинету. В голове у него пока еще смутно формировалась мысль: «А почему бы Прядко не взять на службу? Готовый оперативный работник! Неделю на обкатку и в строй! В отдел к Майорову. У того страшный некомплект, за последние дни еще двоих потерял. В его положении он любому работнику будет рад, а такому, как Прядко, вдвойне. Кадровый военный — это тебе не «скороспелка». Имеет боевой опыт, да еще какой! Считай, полгода в тылу у фрицев воевал! В тылу? В тылу?! Ладно, это еще полбеды. А что делать с липовыми показаниями Струка? Что? Вот же зараза! — чертыхнулся в душе Рязанцев, и первое, что пришло на ум: провести очную ставку, и тогда от показаний предателя ничего не останется!

Не останется? А эта чертова бумага? Как ни крути, а из дела ее не выбросишь. Найдется буквоед, как пить дать, зацепится за показания Струка, и можешь не сомневаться — на Прядко, как на опере, однозначно поставит крест. А жаль, парень — просто находка для оперативной работы! Посокрушавшись, Рязанцев возвратился к столу и снова обратился к показаниям Прядко.

В смелых, прямых и порой язвительных ответах Петра угадывались недюжинный ум и твердый характер, позволивший не только ему, а еще 46 человекам выжить и вырваться из окружения.

«А что, если?! Это же не в кадровый состав! Такое предложение в отделе фронта могут поддержать!» — зажегся Рязанцев новой идеей. «Зафронтовой агент! Тут нет никаких препятствий! Нет, говоришь? А вдруг не вернется? Нет, Прядко не тот человек! И все-таки мало ли что: нарвется на фрицев, погибнет и тогда, Паша, на тебя всех собак спустят. Вспомнят про показания Струка и обвинят, что матерого шпиона отпустил. Матерого? Ну если так рассуждать, то на хрена ты это место занимаешь. Надо рисковать, но с подстраховкой! Для начала отправить с заданием — провести войсковую разведку ближайших тылов фашистов, и не одного, а с надежным прикрытием, первый кандидат уже есть — Сыч, второго подыщем, а потом и решение примем!» — определился Рязанцев и снял трубку телефона.

Ответил дежурный:

— Слушаю Вас, Павел Андреевич.

— Где Прядко?

— Здесь! Внизу!

— Проводи ко мне!

— Есть! — коротко ответил дежурный, и из коридора донесся дробный стук каблуков.

Рязанцев собрал со стола документы и, сложив в сейф, прошел к столику, коснулся чайника — он еще не остыл, и заглянул в шкаф в поисках сахара. Стук в дверь отвлек его от этого занятия.

— Войдите! — распорядился он.

На пороге возник дежурный и доложил:

— Прядко, по вашему указанию, Павел Андреевич!

— Пусть заходит, и еще, Володя, скажи коменданту, чтобы сахарку подкинул, и если есть — свежих сухарей, а то у меня такие, что зубы сломать можно.

— Сделаем! — заверил дежурный и отступил в сторону.

Петр шагнул в кабинет, остановился у порога и исподлобья посмотрел на того, кто подписал роковую ориентировку, зачислившую его в разряд предателей, и затем пробежался взглядом по кабинету. Его отличали не привычная для фронтовой полосы чистота и порядок, лишнего в нем ничего не было. Видное место, как и положено, занимала святая для большевиков икона — портрет Сталина. В углу на разлапистой металлической треноге громоздился пузатый сейф.

«Сколько же в этом чертовом ящике несчастных человеческих душ томится?» — невольно подумал Петр и скосил глаза вправо.

Рядом с сейфом, на вешалке висели автомат, полевая сумка и плащ-палатка. От нее и до двери выстроился ряд разнокалиберных табуреток и стульев. Напротив, между двух окон, густо забранных решетками, стоял массивный, изготовленный из дерева, двухтумбовый стол.