СМЕРШ. Один в поле воин

— Эх, Иваныч, разве в них дело. Спросить надо с тех, кто выше сидит.

— Спросят, и еще как. Сейчас не время искать виноватых. Бить надо сволоту!

— Вот так всегда: пока гром не грянет, наверху не почешутся! Козлы! — и Сычева прорвало: — Я человек маленький и то даже жопой в мае почувствовал, что подпалят. А они чем думали? Прав товарищ Сталин: везде у нас враги сидели. Мало их к стенке ставили! Вспомни, что нам Козлов долдонил…

— Стоп, Серега! Не тот разговор ведешь, — оборвал его Петр и бросил быстрый взгляд на Новиченко. Тот спал.

А Сычев уже не мог остановиться:

— Тот, не тот! Кончилась терпелка! Это ж надо, силищу такую имели, а фриц нас за два дня раздолбал. Как так? Как?!

— Будто не знаешь, — Петр замялся, его также мучил этот вопрос, и не нашел ничего другого, как повторить избитые утверждения: — Внезапность нападения. Вероломство…

— Иваныч, и это ты говоришь? Я не Макеев! Вспомни, как наш комиссар распинался о дружбе с немецким рабочим. А он, падла, голой задницей перед нашими рожами тряс. Слепому было понятно, что фриц силу стягивает, а нас в летние лагеря, в солдатики играть. Пушки на полевые позиции, а снаряды — на складе! Танки с пустыми баками, а у тебя на складе — ревизия! Так кто виноват, Гитлер?! — негодовал Сычев.

— Стоп, Серега, остынь, — пытался утихомирить его Петр.

— Стыну уже полгода. Я их всех…

— Да, угомонись ты! Побереги злобу на фрица! — цыкнул на него Петр.

— Не переживай, ее у меня на двоих хватит.

— Вот и хорошо, а сейчас иди и спи. В нашем деле психовать и икру метать себе дороже. Разведка шума не любит.

— Ладно, Иваныч, давай только без морали, я не пацан, — буркнул Сычев и, что-то бормоча себе под нос, отправился спать.

Петр, прихватив автомат, поднялся на наблюдательный пункт, приник к пролому в стене и, стараясь не попасть окулярами бинокля под луч солнца, сосредоточился на дороге. Движение по ней прекратилось, и теперь его занимало другое — как добраться до элеватора. Взгляд остановился на глубоком овраге: он начинался в сотне метров от склада, протянулся почти на три километра и заканчивался у водопроводной башни. Между ней и лесополосой, за которой мрачной бетонной громадой угадывался элеватор, простиралось открытое поле. В темноте там легко было заблудиться, и Петр стал искать ориентиры: ими могли служить подбитый танк, покосившийся деревянный навес — все, что осталось от полевого стана колхозников и островок из кустарника. Определившись с маршрутом, он снова переключился на дорогу — на ней по-прежнему царило затишье.

Белое безмолвие и убаюкивающий посвист ветра навевали сон, и, чтобы не заснуть, Петр принялся по памяти составлять рапорт для Разанцева. За этим занятием незаметно подошла к концу смена, а вместе с ней густая морозная дымка окутала дорогу. Воспользовавшись этим, разведчики стали на лыжи, скатились в овраг и размашистым шагом двинулись вперед. Через час в вечерней мгле проступило циклопическое сооружение — элеватор. Дымка к этому времени рассеялась, и в блеклом лунном свете его стены, исклеванные осколками снарядов и пулями, походили на лицо человека, переболевшего оспой. Подобравшись ближе, они залегли и стали наблюдать. В мрачных развалинах элеватора и разоренной конторе царила кладбищенская тишина. Но Петр не стал рисковать и выслал вперед Новиченко. Прошло больше десяти минут, когда, наконец, тот дал о себе знать.

— У-а-а, — печально прозвучало в воздухе.

— Не Соловей-разбойник, — язвительно заметил Сычев.

— Зато ты у нас Илья Муромец, — хмыкнул Петр и распорядился: — Прихвати Вовкины вещички!

— Опять я, — буркнул Сычев и, взвалив на плечи два огромных рюкзака, поплелся за ним.

— Иваныч, ты че? Тут черт ногу сломит! — встретил их в штыки Новиченко и предложил: — Давай в контору перебираться!

— Остаемся здесь! — был непреклонен Петр.

— Туточки вонизма такая! — не унимался Новиченко.

— Вова, не гоношись! То фрицы огнеметами шмаляли! — перебил его Сычев.

— И че, с того?

— А то! Больше сюда не сунутся!

— Если мы раньше не загнемся, — буркнул Новиченко.

— Кончай разговорчики! — положил конец спору Петр и сбросил с плеч рюкзак.

Крепчающий мороз, а также голод, терзавший желудок, заставили разведчиков пренебречь опасностью. Они разбрелись по развалинам, собрали то, что осталось после пожара, спустились в повал и развели костер. Сычев, не дожидаясь команды, развязал рюкзак, достал банку тушенки и предложил:

— Иваныч, надо бы устроить пир желудку!

— Давно пора, а то брюхо к хребту прилипло! — пожаловался Новиченко.

— Я что, против? Доставайте НЗ и сало Пилипчука, — поддержал Петр.

— А 100 грамм наркомовских? — напомнил Сычев.

— Ради такого случая не грех и 200! — живо поддержал Новиченко и, хлопнув себя по лбу, воскликнул: — Хлопцы, так сегодня ж Новый год!

— Точно! С этой проклятой войной забудешь, как себя зовут, — посетовал Сычев и бросил многозначительный взгляд на Петра.

Он не стал испытывать их терпения, достал фляжку со спиритом и, подняв вверх, сказал: — За то, чтоб дожить до следующего года!

— Доживем! — дружно поддержали Сычев с Новиченко, и фляжка пошла по кругу.