СМЕРШ. Один в поле воин

— Лучше бы не читал! До их пор тот бой у моста стоит перед глазами.

— Да-а-а, попали вы в мясорубку, — посочувствовал Рязанцев.

— Не то слово.

— А все из-за одного мерзавца. Но этого могло и не быть, если бы…

— Павел Андреевич, я не пацан! Я все понимаю! — перебил Петр и, потупив взгляд, обронил: — Извините за вчерашнее, вел себя, как последняя…

— Перестань!

— Обещаю, заднего хода не будет! Я пойду на задание!

— Другого ответа я от тебя не ожидал, — в голосе Рязанцева зазвучали теплые нотки, и суровые складки, залегшие у губ, разгладилась. Он деловито зашелестел документами, нашел лист со списком сотрудников абвергруппы 102 и данными, которые удалось собрать контрразведчикам, и, потрясая им в воздухе, спросил:

— Что скажешь об этом зверинце?

— Клейма негде ставить! Ненавижу! Попадись мне, убил бы на месте! — заявил Петр и грозно сверкнул глазами.

— А вот это для разведчика уже плохо. Ненависть — плохой советчик. Запрячь ее подальше!

— Как? Понимать — понимаю, а сделать… — и Петр развел руками.

— Надо, Петр Иванович! Абверовцы — они, как те собаки: чужака за версту чуют.

— Ну вот, а мне с ними в одной стае бегать, да еще подвывать. На этом и боюсь сорваться.

— С таким настроем — да, но… — Рязанцев задумался, а затем огорошил: — Помнишь, в сороковом тебя вызывали в Особый отдел по недостаче на складе ГСМ? — и, не услышав ответа, спросил: — Что тогда было на душе?

Петр помрачнел и глухо обронил:

— Не хочу даже вспоминать.

— А все-таки?

— Честно?

— Конечно!

— Я бы таких, как Рохлис, и близко к органам не подпускал!

— Всяко бывает, как говориться, в семье не без урода. Но дело не в нем, а в тебе. Так все-таки, что думал? — возвратился к своему вопросу Рязанцев.

Петр замялся.

— Ну, говори-говори, дело-то прошлое, — мягко, но настойчиво подталкивал его к ответу Рязанцев.

— Враги пробрались в советскую власть, чтобы веру в нее у народа подорвать.

— Та-а-ак, с врагами понятно, а как с властью?

— В каком смысле?

— В прямом. Что о ней думал?

— Э-э-э, — не знал, что сказать Петр.

— Наверно, обида была? Ты ей верно служил, а она тебя под трибунал.

— Не, Павел Андреевич, я ее с Рохлисом не путал.

— Оставь его в покое! Если думаешь, я старое решил ворошить, то ошибаешься.

— Павел Андреевич, о чем вы? У меня этого и в мыслях нет! Вы меня, можно сказать, с того света вытащили. Я вам по гроб обязан! Я…

— Перестань! Речь не обо мне, а о том, как тебе выполнить задание и живым вернуться. А для это надо с одним важным вопросом разобраться.

— Каким?

— Скажу, но сначала ответь: как ты относишься — нет, не к Рохлису — с ним все понятно, а в целом к органам?

— Н-у-у, как и все.

— Это не ответ. Боялся? Ненавидел? Ну, уж точно, не любил, — продолжал допытываться Рязанцев.

Петр смешался и, опустив глаза, невнятно пробормотал:

— А за что вас любить. Я…

— Давай-давай, дальше.

— По правде говоря, ничего хорошего я от вас не видел. Не успело заглохнуть дело по ГСМ, так меня с другого конца зацепили. Бойцы на складе языками чесали, а опер им антисоветскую агитацию начал шить. Я уж не говорю про Макеева. Этот меня с ходу в шпионы записал! Если бы не вы, то червей бы уже кормил!

— Выходит, тебе не за что нас любить? — заключил Рязанцев и следующей фразой снова поставил Петра в тупик: — А уж ненавидеть нас и советскую власть причин было более чем достаточно.

— Как?! Вы что?!

— Вот тебе и решение проблемы с абвером.

— То есть… — Петр осекся и в следующее мгновение, просветлев лицом, воскликнул: — Павел Андреевич, я все понял! На этом строить легенду!

— Совершенно верно! Ничего не надо накручивать, только боком выйдет! Будем идти от жизни.

— А если сюда еще Макеева приплести, то точно поверят.

— Плети-плети. И не стесняйся костерить нас на чем свет стоит, — с улыбкой произнес Рязанцев и предложил: — А теперь чайком побалуемся.

В тот день к обсуждению операции они больше не возвращались. Рязанцев дал Петру время отдохнуть и как следует осмыслить ситуацию. Но гибкий и изобретательный ум разведчика не знал покоя: утром он предложил Рязанцеву легенду внедрения в абвер. Опытному контрразведчику в ней почти ничего не пришлось исправлять. В оставшееся до заброски время Петр с Кулагиным занялись изучением маршрута выхода в расположение гитлеровцев и доработкой способов связи.

12 января Рязанцев доложил в Особый отдел фронта о готовности зафронтового агента Гальченко к участию в операции «ЗЮД» и уже вечером получил разрешение на ее проведение. В ночь с 14 на 15 января Петр под видом дезертира-перебежчика перешел линию фронта. Его появление в блиндаже гитлеровцев вызвало переполох. Мордастый фельдфебель схватился за автомат, остальные застыли свечками и таращились, как на страшное приведение, обросшее густой щетиной и оттого имевшего еще более зловещий вид, русского старшего лейтенанта.