СМЕРШ. Один в поле воин

— Быстро ты созрел.

— Угу, — буркнул Петр.

— Проходи, садись, пока не остыло! — хмыкнул Самутин и кивнул на табурет.

Петр присел и ждал, что последует дальше. А Самутин, покачиваясь на стуле, сверлил его глазами-буравчиками. Понурый вид пленного говорил сам за себя. Осклабившись, он с сарказмом сказал:

— Что-то на твоей физиономии не видно энтузиазма?

— В бараке остался, — выдавил из себя Петр.

— Ха-ха-ха, — хохотнул Самутин и, согнав с лица ухмылку, заговорил рублеными фразами: — Шутки кончились! Так будешь служить великой Германии или будешь выкобениваться?

— У меня есть выбор?

— Нет, но тебе крупно повезло. Про абвер слыхал?

— На своей шкуре испытал, — буркнул Петр и зябко повел плечами.

— И как?

— Живого места не осталось.

— Тогда мне нечего распинаться. Дураком не будешь — не пожалеешь.

— Я понял, герр офицер! — Петр закивал головой.

— Раз такой понятливый, подсаживайся ближе, я не кусаюсь, — предложил Самутин, затем взял из стопки бумаги чистый лист, ручку и, двинув по столу, потребовал: — Пиши!

— Что?! — насторожился Петр.

— Ну, не завещание же. Пиши посредине — «Подписка».

Тупое перо под рукой Петра скрипело, оставляло кляксы, и на бумагу ложились корявые буквы.

— Готово? Поехали дальше! — торопил Самутин. — Ниже: «Я, Прядко Петр Иванович, обязуясь служить великой Германии и ее фюреру» — Фюреру с большой буквы — «…беспощадно бороться с ее врагами». Ставь точку. Поставил?

— Угу, — пробормотал Петр.

— И последнее: «Для конспирации в работе избираю себе псевдоним». Выбирай, какую хошь фамилию или имя.

— Это еще зачем?

— Я ж сказал — для конспирации. Псевдонимом будешь подписывать свои донесения. Понял?

— Ага.

— Выбрал?

— Адольф можно?

— Чего-о-о?! Ты мне зубы не скаль — быстро вышибу! — пригрозил Самутин.

— Тогда Петренко, — подумав, предложил Петр.

— Петренко, так Петренко, главное, чтоб писучий был. Чем больше напишешь и чем больше большевиков на тот свет отправишь, то, як кажуть у нас на Украине, тем бильше грошей будэ. Потом, когда Сталину капут придет, купишь на них все свои Каневцы с Хацепетовкой в придачу.

— Гроши — это хорошо, с ними…

— Их еще заработать надо! — перебил Самутин и потребовал: — Теперь подпишись.

Петр расписался, поставил точку и передал лист с подпиской Самутину. Тот перечитал, положил в карман френча и объявил:

— Завтра предстоит другой разговор и в другом месте. С тобой будет говорить шеф. Крутить и вертеть перед ним — себе выйдет дороже. Поэтому язык прикуси, больно ты резвый. Про хату и мамку с батькой забудь. Если не хочешь опять в лагерь загреметь, то берись за любое задание. Понял?

— Так точно, герр офицер! — подтвердил Петр.

— И еще — харю побрей, и шоб свинарником не воняло. Понял?

— Да.

— Ночь перекантуешься в блоке «А» — это в штабной зоне, а завтра поедешь на смотрины. Кроме тебя, там будет 15 гавриков. Для них ты — Петренко, если кто любопытничать начнет — мне доложишь. Все ясно?

— Так точно! Разрешите идти?

— Не гоношись, отведут, — и Самутин гаркнул: — Худоба, зайди сюда!

В соседней комнате хлопнула дверь, и на пороге возник худой, как спичка, полицай.

— Мыкола, отведи этого в отстойник! — распорядился Самутин.

Блок «А» располагался в штабной зоне и служил общежитием. Петр оказался в одной комнате с тремя пленными. Судя по тому, как они вели себя, им хорошо промыли мозги. Сам он не горел желанием вступать с ним в разговоры и все еще не мог поверить в то, что вырвался из леденящих объятий смерти и сделал еще один шаг к цели — внедрению в абвер. Настоящий хлеб, отдающий теплом печи, обжигающе горячий, хоть и эрзац, но кофе, возвращали к его жизни. Сверлящий мозг стук кирки, остервенелый лай собак, мат старосты и охранников остались где-то там за стенами комнаты. Вымытое, пропаренное в бане тело стало невесомым, а из груди ушла саднящая боль. Петр лежал в чистой постели, в чистом белье и испытывал ни с чем несравнимое блаженство.

Ранним утром после завтрака его и еще пятнадцать кандидатов в шпионы и диверсанты посадили в грузовик и повезли в лагерь абвергруппы 102. Он располагался здесь же, в Славянске и прятался от посторонних глаз за высоким забором. В нем было две строго разделенные зоны — штабная и специальная. Отобранный Самутиным контингент разместили в отдельном блоке «Ц» штабной зоны и затем, по одному, стали вызывать на беседу.

Очередь дошла до Петра. В сопровождении инструктора, физиономия которого напоминала рубщика из мясной лавки, он поднялся на второй этаж и вошел в просторный кабинет. В центре за массивным столом восседал плотный, коренастый лет сорока подполковник. «Рубленная, словно топором, физиономия, большие залысины. Неужели сам начальник группы подполковник Гопф-Гойер? Неужели?» — Петр перебирал в уме описание гитлеровских разведчиков. Второй, высокий блондин спортивного телосложения, типичный ариец, по перечню Струка не проходил. Это был недавно назначенный в группу обер-лейтенант Райхдихт. Он занимал столик у окна, рядом с ним примостился Самутин.