Смерш в бою

Доклады для оперативных совещаний генерал готовил сам, толково излагая аналитическую фабулу оперативного процесса Особого отдела с успехами и просчетами каждого военного контрразведчика. Он никогда не устраивал подчиненным прилюдных разносов — уважал личность. Был всегда предельно корректен и конкретен в оценке работы того или иного офицера — оперативного работника. Брак в работе называл «лихорадкой навыворот: он начинается жаром, а кончается холодом».

Любил он и образные слова. Так, нерадивых сравнивал с человеком, несущим работу, как дохлую собаку. Запомнился с тех пор его афоризм о болтунах, — меч и огонь менее разрушительны, чем болтливый язык.

Генерал жил в коллективе и коллективом. На регулярно проводимую физподготовку приходил раненько до работы. Со всеми офицерами бегал на равных, разминался и играл в волейбол. Однажды во время игры один из перворазрядников-волейболистов при туше попал генералу прямо в лицо. Удар был такой силы, что тот еле устоял на ногах, брызнули слезы и, наверное, посыпались искры из глаз. Но он достойно отыграл игровое время и даже намека не сделал обидчику.

Как-то генерал Мозгов пригласил автора в кабинет и, положив руку на плечо, по-отцовски тепло спросил:

— Ну, как, сынок, служится? Слыхал, слыхал, что вписался в коллектив. Молодец!

А я вот не молодец — квартиры пока тебе не могу дать. А какова же служба без собственной крыши?! Трудно небось с лейтенантской зарплатой? И заначку не отложишь. Мне о твоей квартирной проблеме говорил начальник первого сектора полковник Зотов. Да и наш кадровик напоминал — полковник Забродин.

— Ничего, товарищ генерал. Пока терпимо, крыша над головой есть, — дождь не льет, — искренне ответил я.

— Мне нравится твой ответ. Мужской он, взрослый. Однако есть вариант, — пришла разнарядка в Венгрию. Поедешь? Там чекистская практика приближена к боевой. Да и материально полегче, — продолжал разговор Николай Кириллович.

Я дал согласие и в последующем не жалел.

Подробно эти годы описаны автором в книге «Оборотни из военной разведки».

* * *

Прошло два десятка лет после той беседы во Львове с Николаем Кирилловичем. Я уже работал в центральном аппарате военной контрразведки и узнал, что Мозгов недавно переехал в Москву после ухода на пенсию. В конце 80-х мы встретились на юбилейном вечере в честь очередного Дня Победы в клубе им. Дзержинского.

Я сразу же узнал его по приятному прищуру все еще живых, не подернутых возрастной усталостью глаз, всегда смело глядевших на собеседника.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — привычно по-военному обратился я к нему.

— Здравствуйте, товарищ полковник, — заулыбался Мозгов.

— Вы меня узнали?

— Что-то есть. Осталось в памяти, — не Львов ли?

— Так точно!

— Ну, вот видишь, у старика нет склероза.

Я назвал свою фамилию, приоткрыв обстоятельства отъезда в Южную группу войск, и с гордостью рассказал, где и на какой должности служу на Лубянке.

— Молодец, прикарпатцы не подводят. Я знаю, что тут служат наши воспитанники генерал-майор Кириллов Василий Афанасьевич, полковник Магаляс Анатолий Федорович и другие.

— Мы с Анатолием в одном отделе — в первом!

Потом я стал встречаться с генералом чаще: то в клубе, то в Совете ветеранов. Бывший подчиненный рассказывал своему наставнику об успехах своего подразделения по линии выявления вражеской агентуры, творческих планах, проблемах современного чекистского ремесла в период горбачевской перестройки.

Однажды я приехал в Совет ветеранов. В комнате Совета ветеранов ВКР, она же была нам словно зал Боевой Славы, сидел генерал Мозгов, внимательно читавший газету.

— Здравствуйте, Николай Кириллович!

— Привет, привет, земляк! — он привстал со стула и протянул теплую с еще сильным рукопожатием кисть.

Говорили долго. Именно на этой встрече я узнал тайну, которая меня мучила все эти годы.

* * *

— …Вот так я распрощался с флотом и стал сухопутным генералом, — заметил генерал, подводя итог захватывающему повествованию об истории хрущевского мордования армии и флота. Но об этом потом.

Автор понимал, что Мозгов, обладатель огромного чекистского опыта, не мог не написать о «суровой школе воспитания» в годы войны, у которой был персональный учитель — фронтовая действительность. Был в этой школе и главный предмет, как говорил генерал, суть которого выражалась так: «Умереть за Родину — нехитрая штука. Надо жить и побеждать».

На очередной встрече я, зная, что Николай Кириллович участвовал в операциях по обезвреживанию войск от германской агентуры на полуострове Ханко, куда был назначен на должность заместителя начальника контрразведки стрелковой бригады, задал ему вопрос по этому этапу службы.