СМЕРШ в бою

В частности, стало известно, что в фальшивых красноармейских книжках, которыми фашисты снабжали своих агентов, они использовали скрепку из нержавеющей стали. Такая скрепка всегда была чистой, блестящей. По бокам смежных листов она не оставляла никаких следов ржавчины. В подлинных же красноармейских книжках скрепки изготавливались железными и всегда оставляли на страницах ржавые следы от атмосферной влажности и соленого солдатского пота.

Противником был выпущен фальшивый орден Красной Звезды, где красноармеец был изображен не в сапогах, как в настоящем ордене, а в обмотках.

По приблизительным данным, общее число фальшивых орденов и медалей СССР, выпущенных Абвером или же вообще спецслужбами фашистской Германии, составило 20–25 тысяч экземпляров.

Так, одной из причин провала операции покушения на Сталина со стороны агента разведывательного органа «Цеппелин-Норд», дислоцировавшегося в Риге, – террориста «майора Таврина» и его сподвижницы Шиловой, было незнание спецслужбой некоторых особенностей ношения орденов и медалей.

Вот какая оценка деятельности нашей, в том числе и военной, контрразведки была дана на допросе 28 мая 1945 года военнопленным, бывшим начальником отдела «Абвер-3» генерал-лейтенантом Бентивеньи:

«…Исходя из опыта войны, мы считали советскую контрразведку чрезвычайно сильным и опасным противником. По данным… Абвера, почти каждый заброшенный в тыл Красной Армии немецкий агент не избежал контроля советских органов и в основной своей массе немецкая агентура была русскими арестована, а если возвращалась, то, как правило, была снабжена дезинформационными материалами».

Понять битого бывшего одного из руководителей гитлеровской военной разведки, конечно, можно…

Захват разведшколы

С 1963 по 1967 год автор учился на 1-м факультете (военная контрразведка) Высшей школы КГБ при СМ СССР. Это были интересные годы не столько дерзновенной юностью, сколько из-за учебы в престижном и интересном вузе. Нас, молодых, тогда позвала на эту незнакомую дорогу, надо честно сказать, чекистская романтика, которая стала постепенно развеиваться по мере врастания в практику серьезных дел.

Начальником факультета у нас был генерал-лейтенант Железников Николай Иванович – легендарная личность. Познакомиться и впервые поговорить с ним мне позволила элементарная оказия. Как-то, будучи помощником дежурного по Школе, я оказался в комнате один – дежурный, из преподавателей, отлучился. И в это время раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и представился, как положено, по уставу. Трубка мне ответила такой скороговоркой, что я не разобрал фамилии. Потом она спросила:

– Где генерал Железников? Никак не могу дозвониться в кабинет, будьте любезны, поищите его и передайте, чтобы он мне позвонил.

– Извините, пожалуйста, – кому?

– Рокоссовскому…

Волосы мои зашевелились и подняли пилотку. Я даже присел от неожиданности.

– Есть, товарищ Маршал Советского Союза! – пролепетал я перепуганным, а потому несколько надтреснутым голосом.

В это время появился дежурный. Я передал ему содержание звонка.

– Он вас просил, вот и выполняйте просьбу маршала.

Сначала пришлось наведаться в кабинет начальника факультета, располагавшийся на втором этаже, – закрыт, потом пробежал по группам курсов – нет. Пришлось возвращаться в дежурку – снова позвонил в кабинет – молчок. И тогда майор мне и говорит:

– Ты сходи еще раз к нему в кабинет и постучи в дверь морзянкой – три короткий и один после небольшой паузы. – И тут же рукой продемонстрировал стук.

Вняв совету, я отправился вновь на второй этаж. Знакомая дверь. Теперь я уже, вооруженный советом, несколько раз отбил «музыкально» дробь. Послышались шаги, и дверь отворилась. Качнулась седая прядь с желтизной волос на голове.

– А, свои, – улыбнулся генерал. – Что случилось?

– Товарищ генерал, звонил Маршал Советского Союза Рокоссовский, просил связаться с ним.

– Знаю, знаю, напоминает, наверное, о своем дне рождения… Буду…

Сквозь открытую дверь я увидел за приставным столиком седого человека с кипой одинаковых книг, одну из которых он подписывал.

«Наверное, какой-то писатель, – подумал я, – принес плоды своего творчества».

На этом мы и распрощались…

Потом было много встреч и бесед с ним. Железников часто выступал перед слушателями. Его глуховатый, возможно, из-за курева, голос приятно было слышать и слушать по двум причинам: во-первых, он никогда не повышался в децибелах, а во-вторых, он рассказывал интересные вещи – эпизоды из своей боевой контрразведывательной практики.

Помнится, мы – желторотые первокурсники – задавали какие-то наивные вопросы, заставляя его по-серьезному на них отвечать. Он рассказывал о деятельности разведывательно-диверсионной группы «Братушки» в Болгарии, о тяжелых боях под Брянском, об освобождении Прибалтики, тепло отзывался о своем командующем Рокоссовском, с которым они дружили семьями…

Запомнился мне один его рассказ о событиях в Прибалтике в конце войны.