СМЕРШ в Тегеране

Правительства Соединенных Штатов, СССР и Соединенного Королевства едины с Правительством Ирана в своем желании сохранить полную независимость, суверенитет и территориальную неприкосновенность Ирана.

Они рассчитывают на участие Ирана совместно с другими миролюбивыми нациями в установлении международного мира, безопасности и прогресса после войны, в соответствии с принципами Атлантической хартии, которую подписали все четыре Правительства.

ЧЕРЧИЛЬ

СТАЛИН

РУЗВЕЛЬТ

Будучи в Тегеране, Николаю Григорьевичу Кравченко довелось чуть ли не с налета изучить географические, экономические и политические особенности Ирана в основном по бумагам, в беседах с коллегами, а также допросах прогерманской агентуры из числа иранцев и представителей немецких спецслужб.

О туристических поездках не могло быть и речи — он в бою на незримом фронте. Но кое-что отложилось в его памяти при поездках по городу.

Под стеной хлебопекарни сбились в клубок босые и полуголые нищие. Они казались изгнанниками, пришедшими сюда в поисках тепла, крова и пищи. Чтобы обезопасить себя от прохватывающего насквозь ледяного ветра, люди набрасывали на себя все, что попадалось под руку, — грязные одеяла, обрывки циновок, замызганные халаты. Горели спасительные, так называемые общественные костры, вокруг которых сидели, лежали и стояли взрослые и дети.

«Наверное, невыносимо трудно им, не смыкая глаз, дожидаться утра, — подумал Николай, — не имея возможности прилечь и заснуть».

На широкой улице встретился носильщик — амбал. Немного приподнявшись на носках и встряхнув плечами, он поправил лямки пала-на — небольшой плоской подушечки, набитой шерстью, и направился в сторону громкоголосого и рано встающего рынка.

У банка стоял полицейский, похожий на жирафа, с длинной тонкой шеей. Он внимательно смотрел в сторону пляшущих у разожженного костра подростков. К ним подошел тощий человек с почерневшим лицом, какое типично для курильщика опия. О чем-то с ними заговорил и отошел в сторону. Полицейский тут же направился к костру.

Рядом с мечетью сидел на коврике не странствующий, а живущий при обители дервиш, подогнав под себя ноги, он задумчиво перебирал четки. Рядом валялись огрызки какой-то сладости, вокруг которой вился мушиный рой.

Пронеслись по широкой улице каурые — светло-гнедые кони, громко цокая подковами об асфальт. Они встряхивали головами и отфыркивались. Сидевший в пролетке возница заругался на чуть не попавшего под колеса нищего, обнажив бронзовые, как пули в обойме, зубы. Нищий уже давно остался позади, а хозяин лошадей все не выговаривал какие-то слова, а пережевывал их, как сытый верблюд или как корова, наслаждающаяся жвачкой.

Рядом с рынком тощий продавец бил толстого воришку, вытряхивая из его рубашек, как из мешка, какую-то зелень. От увиденного на углах губ Николая заиграла улыбка.

Вспомнил он и о концерте, устроенном членам делегации, когда под мягкие звуки сазов — местных струнных музыкальных инструментов — на невысокий деревянный помост, застеленный краснозеленым ковром, взошли стройные девушки, и начался плавный, целомудренный танец.

Видел он и драку между пьяными янки и английскими военнослужащими, в которую пришлось вмешиваться и нашему патрулю. Это было на улице возле небольшой чайханы. Именно об этой драке докладывалось руководству советской делегации.

Мимо проносились машины разных иностранных марок. Водители сердито сигналили куче-мале. Шарахались в стороны крестьяне в огромных папахах, погонщики маленьких караванов ишаков, мулов и верблюдов, нагруженных дровами, углем и тюками с шерстью.

Не обращали внимания на драку только мелкие торговцы, громко зазывающие покупателей, а также выкрикивающие разносчики, продававшие с лотков халву, сигареты, фрукты, игрушки и всякую мелочь.

Вспомнился центральный рынок с его бесчисленными лавками, мастерскими ремесленников, цирюльнями, чайными, с вереницами ишаков и верблюдов, шагающих по пыльным грунтовым проходам. Он был так похож на маленький город, со своим постоянным населением, но с одним единственным отличием — находился под общей крышей с лабиринтом крытых улиц.

Увидел он и чайный дом — чайхану. У входа дымил огромных размеров, словно столитровая бочка, самовар. Посетители пили чай из маленьких стаканчиков, то и дело отирая пот со лба.

Осведомлен он был о бегстве шаха из страны в 1941 году.

Все эти картинки прокручивались в памяти, когда он возвращался в Баку на самолете и поездом в Москву.

Будучи по природе скромным человеком, он чувствовал определенную неловкость от внезапно обрушившегося на него генеральского статуса. Нет, не самого звания, а сразу же изменившегося к нему отношения со стороны коллег.

Когда одел непривычную еще форму с лампасами и золотыми «без просветов» погонами, заметил, что по-другому стали на него смотреть те немногие друзья, которыми он обзавелся в Тегеране. Ему уступали место, ему явно завидовали.