СМЕРШ в Тегеране

Это были годы, когда в городе местные националисты к советским военным относились, как к оккупантам. Автор, служа в этом городе срочнослужащим в начале 60-х и офицером военной контрразведки в их конце, застал многих свидетелей акций, притаившихся в подполье вояк ОУН-УПА, десятилетней давности.

Убивали одиночных офицеров выстрелами в спину, бросали с верхних этажей чугунные утюги и гири на наших военнослужащих, нападали на арсеналы с оружием и склады с обмундированием и продуктами питания, вырезали советский актив по хуторам, деревням и селам.

Работу по противодействию диверсионно-террористической деятельности бандеровских отморозков сотрудники Особого отдела КГБ по ПрикВО проводили в тесном взаимодействии с территориальными органами Управления КГБ УССР по Львовской области, начальником которого являлся полковник Владимир Григорьевич Шевченко.

Николай Григорьевич Кравченко, будучи украинцем, часто в беседах с подчиненными аргументировано доказывал пагубную суть любого национализма. Со слов сослуживцев того периода в докладах на эту тему он вставлял довольно хлесткие оценки уродливовоинствующего национализма:

«Национализм может быть огромным. Но великим — никогда… Когда у оппонента кончаются аргументы, он начинает уточнять национальность… люблю народность как чувство, но не признаю ее как систему… убогий человек, не имеющий ничего, чем бы он мог гордиться, хватается за единственно возможное и гордится нацией, к которой он принадлежит, ничего не сделавший для этой нации… патриотизм и национализм — это не одно и то же — война тому подтверждение. Мы все были вместе солдатами Великой Страны, потому и победили…».

В ответ на жестокость бандеровских бандитов, рассказал друг Николая Григорьевича Кравченко, Василий Ефимович Грачев, мы проводили чекистско-войсковые операции. Вот один из примеров.

Сразу же, когда наши войска в 1944 году вошли в небольшой город Рава-Русская Львовской области, они столкнулись с фактами массового кровопролития. Большую кровь местного населения и наших воинов тыловых частей пролили и проливали здесь два куреня УПА. По данным контрразведки СМЕРШ 1-го Украинского фронта этими куренями руководили ярые националисты под кличками «Эмма» и «Железняк». Кроме того, агентура армейской контрразведки выдала точные места, где обретались эти две банды.

И вот тогда 250-й Кубанско-Черноморский казачий кавалерийский полк был снят с боевых позиций. Он совершил стремительный рейд в наш тыл, и в районе Рава-Русской провел в период с 22 по 29 августа ряд боевых операций по уничтожению активно действовавшего здесь подполья ОУН-УПА. Две сотни бандитов из этих куреней были ликвидированы. При этом деревня Суньковице, в которой находилось значительное сосредоточение уповцев, взлетела на воздух и таким образом была уничтожена, сгоревши дотла. Она элементарно сдетонпровала. Оказалось, в каждом доме имелись, чуть ли не «пороховые погреба». Как раз при пожаре и рвались боеприпасы. После этого в Раве-Русской была завоевана и обеспечена мирная жизнь людям надолго.

В борьбе с радикальными проявлениями украинского национализма Николай Григорьевич Кравченко был непримирим, хотя культурную сторону его всегда приветствовал. Он читал в подлиннике произведения Шевченко и Франко, Коцюбинского и Котляревского.

Работа Особого отдела КГБ, руководимого Кравченко, по борьбе с националистическими проявлениями — это большая тема и требует отдельного рассмотрения.

* * *

Конец пятидесятых — это пик властного волюнтаризма Никиты Сергеевича Хрущева. Он теперь вождь государства, хозяин Кремля, Главнокомандующий Вооруженными Силами, Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров Союза ССР, обвешанный геройскими звездами. Одним словом, по взятым на себя должностям — Чемпион нации.

Теперь он не боялся ни прежних партийных соратников, ни военных из числа полководцев, ни тем более раздавленную им госбезопасность, — всех неугодных ему он оттер, вывел, уволил, разжаловал, выбросил из обоймы, арестовал, расстрелял.

Живи, рули и наслаждайся!

Прокуроры и прокурорские следователи находились у нового вождя в фаворе. Они помогали выискивать людей, запятнанных разными степенями грехопадения в период ежовщины и бериевщины. Это было время, когда компрометирующие материалы на сотрудников органов госбезопасности уже выскребались со дна. Доставали даже незначительный материал, доводили его до нужной кондиции, до состава «законченного преступления» и предъявляли обвинение. Наверху такая работа приветствовалась. Жертвы подобного разбирательства объявлялись, как чуть ли не пособники Сталина.

По рассказу одного следователя прокуратуры того времени, ставшего потом видным армейским контрразведчиком, он мог вызвать на допрос любого человека, невзирая на заслуги в прошлом. Были такие, — говорил он, — которые посылали нас на три буквы, утверждая свою непричастность к событиям двадцатилетней давности, но большинство покорно соглашалось с нашими доводами, нередко притянутыми за уши.