СМЕРШ в Тегеране

Судьба же самого Артузова была сломана в период так называемой ежовщины. Это был период, когда Сталин руками «партийного карлика» Ежова освобождался от старой «ленинской гвардии» — большинства троцкистов и некоторых действительно легендарных личностей в ВЧК периода Дзержинского.

Артузов по сравнению с Ежовым был личностью.

В феврале 1917 года он с отличием окончил металлургический факультет Петроградского политехнического института. В совершенстве владел французским, английским, немецким и польским языками. В разное время находился на руководящих должностях в политической и военной разведках СССР.

13 мая 1937 года Артузова арестовали как «активного участника антисоветского заговора в НКВД».

Находясь в следственном изоляторе и узнав об аресте Соснов-ского, он 22 марта 1937 года направляет письмо наркому внутренних дел Н.И.Ежову, в котором практически берет под защиту ошельмованного чекиста.

В частности в письме есть такие слова:

«…дело Сосновского было не маленькое дело ВЧК. Я знаю, что Дзержинский советовался с Лениным по этому делу… Дзержинский разрешил обещать Сосновскому — не стрелять идейных пилсудчиков из его людей, а выпустить в Польшу под честное слово, не заниматься больше шпионажем против нас.

На этом условии Сосновский дал свои показания. Мы сыграли на его революционном романтизме и сняли польскую сеть. Обещание приказано было выполнить. Несколько польских офицеров было выпущено в Польшу после политической обработки.

Тов. Фриновский мне сказал: русских стреляли, поляков выпускали по этому делу. Считаю такое утверждение — клеветой на Дзержинского. В 1920 году это было политическое дело. Обращение Сосновского к польской молодежи разбрасывалось нашей авиацией над польскими войсками. За раскрытие плана польских диверсантов — помешать эвакуации штаба Тухачевского из Минска Сосновскому был присужден орден Кр. Знамени.

Во время войны 1920 года Сосновский принес вред Пилсудскому. Дзержинский предложил и дальше использовать Сосновского (не на польских делах) и посадить в аппарат…

Речь шла о предложении зачислить его на службу в центральный аппарат органов госбезопасности.

Несмотря ни на какие пояснения, ответа на письмо не последовало, и 21 августа 1937 года Артузов был приговорен «тройкой» НКВД СССР к высшей мере наказания как «шпион польской и других разведок». В обвинительном заключении прямо было записано: «виновным себя признал полностью».

Но признавались, таким образом, тогда многие. Палачи спешили — в тот же день он был расстрелян.

Реабилитировали А.Х. Артузова только в 1956 году. Это был благородный акт возвращения честного имени потомкам, имени человека, который никогда не был «умеренным и аккуратным» Молчали-ным, олицетворявшим карьеризм и подобострастие.

Он был верным долгу, присяге и Отчизне. Говорят, что, уходя из жизни, Артузов не рисовался продолжателем дела «великого» Сталина, как это делали другие осужденные из обоймы партийных деятелей, не преклонился перед палачом во время казни.

Он до сих пор остался среди чекистов без рисовки героической личностью, поэтому и нападок со стороны всякого рода лжедемократов и либералов в его адрес автор не слышал.

Вот по какому делу допрашивал польского фигуранта в 1937 году в качестве стажера оперуполномоченного управления НКВД по Харьковской области оформленный недавно в органы госбезопасности Николай Григорьевич Кравченко.

Именно этот служебный эпизод оказался миной замедленного действия, запал в которую вставил военный прокурор Прикарпатского военного округа в 1959 году по отмашке сверху.

ПОД ПРИЦЕЛОМ — СТАЛИН

На воре и шапка горит — народная пословица о тех, кто пытается что-либо скрыть, кто чувствует за собой какую-либо вину, пытается отвести от себя подозрения и тем самым словами и поступками выдает свою тайну. Она в первую очередь относится к шустрому политикану Хрущеву, под диктовку которого вольно или невольно жила и живет страна в оценке сталинских репрессий.

Уже более полувека слышатся вопли про сталинские репрессии с ковырянием незаживающей раны на теле страны. С каждым годом растут цифры жертв репрессий тридцатых годов. Договорились уже некоторые ретивые писаки до умопомрачающей цифры уничтоженных якобы Сталиным чуть ли не 50 миллионов человек.

Эту версию нам вбивали и вбивают в головы, начиная с Хрущевской «оттепели». Об этом твердят школьные учебники, написаны целые библиотеки, сняты фильмы и телесериалы. И все эти десятки миллионов — либо полуправда, либо откровенная ложь!

Спрашивается, а кто строил заводы и фабрики в момент индустриализации? Кто воевал на фронтах тяжелейшей войны и победил? Кто поднимал страну из руин после военного лихолетья? Наконец, кто учился в школах, техникумах, фабрично-заводских училищах, институтах и академиях? Расчеты злопыхателей таковы, что нас должно остаться миллионов двадцать или тридцать, не больше. А это уже ахинея. Но в мое поколение, начиная с шестидесятых годов, эту цифру вбивали, из года в год, как гвозди в доски, как костыли в шпалы.