СМЕРШ

Пароль, полученный от подполковника, «Прошу направить меня к капитану Белоцерковскому из 60‑й армии» я не использовал по тем причинам, что он мне был дан для личного возвращения после выполнения задания.

Для связи с Дроздовой Зинаидой я получил пароль «Я из Белой Церкви».

Завербованным мною – Бурлакову, Плеханову, Попонову и Иконникову я дал задание, чтобы они, в свою очередь, вербовали тщательно проверенных ими лиц и давали им такие же задания, как получили от меня, а вновь завербованные ими должны, в свою очередь, проводить вербовки и давать аналогичные задания.

Таким образом наша агентура будет постоянно находиться в школе германских разведчиков и выполнять наши поручения.

Я строго предупреждал завербованных мною лиц, чтобы они очень осторожно подходили к перевербовкам германской агентуры, т. к. малейшая неосторожность или ошибка может погубить людей и сорвать намечавшиеся мероприятия советской разведки. Каждая вербовка должна проводиться после дополнительного изучения намеченного объекта к вербовке.

20 апреля 1944 г. в 8 час. вечера меня и Глухенького с Рижского аэродрома на четырехмоторном самолете направили в советский тыл для выброски на парашютах. Выбросить должны были, как сказал Грайфе (в карте была отметка) км в 3–4 восточнее д. Дубки Лысогорского р-на Тамбовской области. 20 апреля, около 12 часов ночи, нас выбросили в 2 км севернее кордона Хмельницкого, т. е. в 20 км южнее намеченного пункта. До утра мы искали друг друга в лесу, снимали с деревьев вещи, которые были привязаны к нам, и тоже спускались на парашютах. Надо было сделать так, чтобы сообщить своим и встретить группу, в которую мы должны влиться. Утром я пошел на кордон Хмельницкого, чтобы ориентировать, где произведена выброска, и сообщить через райотдел НКВД в Тамбов. Здесь встретил одну больную женщину с ребенком. Пошли на кордон Усть-Хмельницкого. На мой взгляд, здесь я встретил подходящего человека, предложил ему пойти отнести письмо в районный отдел НКВД. Но он отказался, т. к. больной и т. д. Глухенький сидел с вещами. На случай, если придет руководитель группы, то он должен был сказать ему, что я ушел искать его.

На следующее утро я послал с письмом в райотдел НКВД женщину с кордона Хмельницкого, а сам пошел в деревню западнее кордона Хмельницкого, чтобы связаться по телефону или поехать лично. Здесь я встретил нач. контрразведки Орл. ВО, которому доложил обо всем.

Во время подготовки меня и Глухенького к выброске у меня была мысль посадить самолет, но этого сделать было нельзя, т. к. экипаж состоял из 5 человек. Мы были вооружены только пистолетами. Кроме того, ко мне и Глухенькому был подставлен один немец из состава экипажа, который не отходил от нас. Было заметно, что они нас боялись.

Глухенький Иван до войны работал трактористом, комбайнером, шофером, б. член ВКП(б), об этом не скрывал и в школе диверсантов.

В плен попал в сентябре южнее Днепропетровска. Вел работу в нашу пользу в школе и вне школы. Глухенький, будучи еще в школе, во время подготовки к выброске, намекал мне, что мы должны прийти сами и поймать группу диверсантов, в которую нас посылают немцы»[131].

Дальнейшая судьба «Давыдова» сложилась относительно благополучно. Результаты его зафронтовой работы были признаны удовлетворительными (установил 15 официальных сотрудников и 25 агентов противника – из них 5 он перевербовал, а 17 по сообщенным им приметам были арестованы чекистами).

Рейды

В первые месяцы Великой Отечественной войны, по мнению историка В. В. Коровина, перед сотрудниками Особых отделов ставились нереальные задачи, например, создавались моторизованные группы для захвата кадров и архивов немецких разведывательных органов, невыполнимые в условиях отступления. Большие потери несла агентура военной контрразведки, выполняя указание о заброске за линию фронта «на глубину 100–150 км»[132].

По мнению ветерана «Смерша» генерал‑майора Сергея Захаровича Острякова, «особисты» с первых месяцев войны эффективно боролись с агентурой противника. При этом они ограничивались защитной тактикой – ловили вражеских шпионов и диверсантов, проверяли одиночных выходцев из плена и окружения противника, выявляли трусов и паникеров в воинских частях, помогали командованию наводить строгий порядок в прифронтовой полосе.

Отдельные Особые отделы пытались организовать оперативную работу за линией фронта, но носила она в основном военно-разведывательный характер. Поясним, что речь шла о переброске через линию фронта разведывательно-диверсионных групп, которые действовали в прифронтовой зоне. Они занимались сбором сведений о месторасположении различных объектов (штабов, хранилищ горючего, складов и т. п.) и дислокации воинских частей, а также проведением различных диверсионных акций[133].