Смерть

Баркли кивнул Хаусу. Хаус дёрнул рукоять. Смазанный рычаг пошёл назад и крышка люка упала. Вслед за ней провалился Трусдейл. Раздался громкий треск ломающейся шеи. Его ноги подпрыгнули почти до подбородка, а затем обвисли. Жёлтые капли окропили снег под его ступнями.

- Поделом, мерзавец! - крикнул отец Ребекки Клайн. - Сдох, мочась, как пёс на пожарный кран. Добро пожаловать в ад.

Несколько человек захлопали.

Зрители не расходились до тех пор, пока тело Трусдейла, всё ещё с чёрным клобуком на голове, не положили в ту же бричку, в которой он приехал в город. Тогда толпа начала разбредаться.

Баркли вернулся в тюрьму и сел в камере, которую занимал Трусдейл. Так он просидел десять минут. Было довольно холодно, и он видел клубы пара, вырывающиеся у него изо рта. Он знал, чего ждёт, и, наконец, это случилось. Он поднял помойное ведро, в котором плескалась моча Трусдейла после последней бутылки пива, и блеванул. Затем он пошёл в свой офис и развёл огонь в печи.

Восемь часов спустя он всё ещё находился там, пытаясь читать книгу, когда вошёл Хайнс. Он сказал:

- Тебе надо спуститься в похоронный дом, Отис. Я хочу тебе кое-что показать.

- Что?

- Нет. Ты должен сам это увидеть.

Они пошли в здание «Похоронной Службы Хайнса». В задней комнате на холодном столе лежал голый Трусдейл. В воздухе пахло химическими препаратами и дерьмом.

- Они всегда валят в штаны, когда умирают таким образом, - сказал Хайнс. - Даже те, кто смело смотрит смерти в лицо. По-другому не бывает. Сфинктер расслабляется.

- И?

- Подойди сюда. Я думаю, ты по долгу службы видел вещи и пострашнее, чем пара обосранных штанов.

Они лежали на полу, почти вывернутые наизнанку. Что-то поблёскивало среди экскрементов. Баркли наклонился и увидел, что это был серебряный доллар. Он протянул руку и достал его из кучи.

- Я ничего не понимаю, - сказал Хайнс. - Этот сукин сын уже давно был под замком.

В углу стоял стул. Баркли тяжело опустился на него.

- Должно быть, он проглотил его, как только увидел свет наших фонарей. И каждый раз, как он выходил наружу, он проглатывал его снова.

Мужчины уставились друг на друга.

- А ты поверил ему, - промолвил наконец Хайнс.

- Дурак был, вот и поверил.

- Может, это больше говорит о тебе, чем о нём.

- Он продолжал твердить, что он невиновен, до самого конца. Наверное, он сейчас говорит то же самое у трона Господня.

- Да, - сказал Хайнс.

- Я не понимаю. Его собирались повесить. Его бы повесили в любом случае. Ты понимаешь это?

- Я даже не понимаю, почему восходит солнце. Что ты собираешься делать с монетой? Отдашь её родителям девочки? Лучше этого не делать, потому что... - Хайнс пожал плечами.

Потому что Клайны знали с самого начала. Все в городе знали с самого начала. Он был единственным, кто не знал этого. Потому что был дурак.

- Я не знаю, что я сделаю с ней, - сказал он.

Порыв ветра принёс звуки пения. Они доносились из церкви. Это было Славословие.

С мыслями об Элморе Леонарде