Не, ну а почему я должен его выгораживать? Он меня загнал на это шоу, пусть тоже участвует, объясняет.
- А ты не думаешь, что причиной такого отношения к тебе является твой родственник? – спрашивает меня ведущий.
- Вполне возможно. – соглашаюсь я, поняв, что речь идёт о моём самчоне.
- Ты можешь о нём что-нибудь сказать?
Предлагает покаяться?
- Мне нечего сказать. – отвечаю я.
О-уууу… - изумлённо раздаётся из зала.
- То есть, - одобряешь?
Не торопясь отвечать, смотрю на ведущего и решаю, что пора приступать к исполнению моей задумки. Готовясь к шоу, я размышлял, что на нём может быть. Какой версии лучше придерживаться, чтобы если не полностью нивелировать негатив в мою сторону и в сторону самчона, то хотя бы создать ситуацию, в которой - «не всё так однозначно».
- Знаете,
И в пару секунд пересказываю то, чем, на мой взгляд, на самом деле занимался самчон. А именно – спасал корейцев для будущего. То, что я уже как-то рассказывал контрразведчику.
- Я не считаю, что мой самчон совершил что-то действительно ужасное. Поэтому решила от него не отказываться. – подытоживаю, закончив говорить.
Статисты в зале ошарашенно молчат, переваривая информацию.
- «Не отказываться»? – удивлённо переспрашивает ведущий.
На мгновение задумываюсь, стоит ли рассказывать о сделанном мне предложении? Ну, во-первых, раз меня исключили из состава делегации, то, как я понимаю, - сотрудничества не будет. Это раз. Во-вторых, - почему бы не выглядеть в глазах общественности ещё лучше? Это два. Ну и в-третьих, хоть тут и практикуется отказ от родственника, но, по моим ощущениям, относятся к этому всё же неодобрительно. Семья в Корее – это важно. И этот нюанс можно использовать.
- Служба контрразведки предложила мне отречься от самчона. В обмен на поездку в Париж. – говорю я. - Но я решила, что дядя стоит мессы.
О-уууу…
- Что значит – «стоит мессы»?
Здесь их не служат? Хм... Ну ладно, буду знать.
- Это значит, что не следует менять духовные ценности на материальные. – отвечаю я. – Самое ценное, что есть у корейца – это его семья, дети, родственники. А Париж? Ну, что Париж? Он тысячу лет стоял и ещё столько же простоит. Сама потом съезжу.
Вижу, что ведущий «подвисает», видимо, не ожидая подобного поворота в разговоре. Стараясь держать на лице покер фейс, с внутренним злорадством наблюдаю за ним. Видно, он думал, что я буду вести себя словно корейская девочка для битья – плакать, кланяться и каяться. Не надейся, дружок!
- То есть, - самчон важней для тебя, чем остальные люди? – всё же находит слова ведущий.
Пфф…
- Понимаете, уважаемый
Делаю паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. В студии – звенящая тишина.
- Единственный человек, который всегда был рядом, - это мой самчон. Хоть мы являлись для него бесполезной обузой, - он помогал, отрывая от своих детей. Думаете, после этого я променяю его на каких-то «остальных людей», которые не подозревают о моём существовании? Даже не надейтесь.
Обвожу глазами продолжающую молчать студию.
- Пак ЮнСок - очень хороший человек. – говорю я, подводя итог. – Верный, надёжный, на которого всецело можно положиться. Настоящий мужчина. Хочу быть на него похожей. И он тоже может на меня положиться. Я никогда не откажусь от него. Морпехи своих не бросают.
Стою, молчу. Сказал всё, что хотел. Буквально спиной чувствую скрестившиеся на мне взгляды из «зала» и сквозь телекамеры.
- Что ж.. – наконец, произносит