Нет, как все-таки некоторые люди радуются концу лета! Я-то борюсь с наступлением зимы всеми силами: до первых настоящих холодов хожу в пиджаке, а то и на солнышке — без него, что часто заканчивается простудой. И так же при первых, пусть даже чисто календарных признаках весны я решительно отправляю теплую одежду в шкаф — что тоже иногда заканчивается болезнью. Но — этот сдвиг сознания у меня с детства — я думаю, что зима отпускает нас, наконец, жить под солнцем лишь благодаря таким, как я — тем, кто сначала приближает, а потом задерживает лето. В любом случае, никто не может доказать обратного, поскольку мы — я и такие, как я, — от своих правил отступать не собираемся. Так же — естественно, совсем на другом уровне, — монахи молятся о спасении всего мира, и, возможно, эта планета существует еще исключительно благодаря их молитвам. В любом случае, и здесь обратное недоказуемо. Но это я так говорю, впустую, все, что приходит в голову. Просто обороняюсь от окружающей депрессии.
Мне необходимо было найти адрес этого Юкки Порри. Названия его турагентства Анна не помнила — а может, и не знала, — так что искать его нужно было по домашнему адресу. Я спросил в справочном бюро, нет ли у них телефонного справочника, и милейшего вида русоволосая девушка в белой официальной блузке под кофтой грубой домашней вязки (подарок любящей бабушки?) выложила на прилавок компьютерную клавиатуру и повернула ко мне монитор.
— Справитесь сами? — спросила она с обезоруживающей улыбкой. — Видите, сколько у меня народу?
Народу за мной было два человека, да и то пришедших вместе, но я этому был только рад. Зачем сообщать чужому человеку, кто именно мне нужен?
Поисковая машина была, естественно, на финском, но и, естественно, с возможностью перейти на английский. Юкк Порри в адресной книге было двое, что задачу упрощало. Первый был дома и любезнейшим образом объяснил мне на приличном английском, что его специальность — интернет-торговля и что если мне срочно понадобится «виагра», он готов сбросить мне на мобильный ссылку; доставка в течение четырех часов. По второму номеру ответила женщина. Она была в восторге, что турагентство ее мужа уже рекомендуют своим знакомым — а моя легенда была именно такая. Я аккуратно, по буквам, записал бесконечное название улицы и телефон. «Нет-нет, — заверила меня дама, — вам даже не нужно искать такси, это в десяти минутах ходьбы от порта, за сквером с красной церковью! Если, конечно, у вас есть зонтик — надо же, такой ливень!» Зонтик у меня был.
Когда вы настроены мрачно, и люди вам попадаются навстречу сплошь мрачные. Старые, молодые, мужчины, женщины — все сосредоточенные, с внимательными тревожными глазами, шагающие упругой походкой к намеченной цели. Даже финские дети в ярких разноцветных курточках не кричат, не бегут рядом вприпрыжку, а степенно следуют за родителями, не нарушая размеренности жизненных установлений.
И вдруг — о чудо! — на площадь высыпает стайка темнокожих парней. Это не афроамериканцы, а какие-то арабы, нубийцы или жители Сахары. Могут выходцы из Африки приехать в Финляндию как туристы? Маловероятно, да? Да и колоний у Финляндии никогда не было, так что нынешнему поколению не приходится платить за грехи предков. Но вот они, громко смеющиеся, бегающие друг за другом по всей площади, что-то весело кричащие чинным финским девушкам. Один из парней посмотрел мне прямо в глаза и крикнул что-то гортанное. Я истолковал его слова так: «Эй, брат! Ты чего такой кислый? Радуйся жизни — все же хорошо!» Я улыбнулся и помахал ему рукой. И вправду, чего мне киснуть?
К тому же, как скоро стало ясно, я был несправедлив к Хельсинки — в нем есть своя прелесть. Она в вылезающих повсюду на поверхность розовых и серых гранитных скалах. Это не острые, индустриально сколотые каменные стены, сквозь которые вы проскакиваете на машине или на поезде в местах, где проще было взорвать, чем объехать. Нет, это как застывшая в самых причудливых формах живая лава. Но не пугающая необузданной силой стихии, а одомашненная, уютная, обстроенная домами, обсаженная травой и деревьями, сама покрывшаяся в углублениях сочным зеленым мхом с тоненькими рыжими семенными столбиками, а в выемках поглубже залитая, как аквариумы, прозрачной дождевой водой. Я обогнул как раз такое, полное почти чувственных изгибов, выплескивание из земных недр и, обходя лужи, поднялся к узкой мощеной улочке. «Через сквер направо, еще раз сразу направо, и первая улица налево». Точно — Тарккампуйянкату, сверился я по своей бумажке, даже и не пытаясь произнести это название вслух.