Смерть белой мыши

— Куда бы вы хотели пойти сегодня вечером? — спросил Арне. — Что вам показать?

— А что бы вы делали, если бы вдруг не появился я?

— М-м… Наверное, поехал бы домой заниматься. Я учусь в медицинском институте.

— Мне жаль отрывать вас от занятий. Но я тут подумываю создать в Эстонии FM-станцию и интернет-портал для молодежи. Не обязательно для русскоязычной — я как раз веду переговоры с эстонскими партнерами.

— Да вы знаете, многие из моих друзей говорят по-русски, и русских друзей у нас хватает. Люди дружат не по языковому признаку. Вы наверняка увидите в Таллине группы хулиганов, орущих по-русски, но я имею в виду не таких. А такие и в Киеве наверняка есть, и в России.

— Козлов и уродов везде хватает, — перевел на более конкретный язык я.

— Хотите встретиться с моими друзьями? Они… Ну, в общем, разные. Но вам же такие и интересны?

— А что, мы могли бы сделать это прямо сегодня? — спросил я, глядя на часы: было уже почти семь вечера. — Наверное, не получится так сразу, я понимаю.

Арне часто заморгал белыми ресницами и вытащил свой мобильник.

— Дайте мне сделать пару звонков.

Ему достаточно было набрать первый номер, чтобы выяснить, где осела его компания.

— Они в Старом городе. Хотите, подойдем к ним?

— Вы сказали им, кто я и чего хочу?

— Конечно. Один из моих друзей — музыкальный продюсер, ищет молодых певцов и старается их раскрутить. Он даже очень хотел бы с вами встретиться.

— Тогда забросим сумку в гостиницу — и вперед!

Наша встреча в недорогой пивной по дороге к Ратушной площади моих, наверное, наивных надежд не оправдала — троих налетчиков среди друзей Арне точно не было. Ребята — их было трое парней и две девушки — оказались не по-скандинавски веселыми, шумными и для моего дела бесполезными. В отличие от моего гида его друзья по-русски говорили не всегда уверенно, и мы то и дело переходили на английский. Разумеется, я ввернул по ходу разговора все вопросы, которые могли бы дать зацепки: и про бейсбол, и про дачи, и про водительские права и автомобили. Безрезультатно.

В сущности, примечательной была лишь небольшая перепалка, которая произошла между Арне и одной из девушек, ее звали Кристина. Это была высокая, довольно привлекательная, но холодная особа с наклеенными, тщательно расписанными ногтями. Кристина училась на юридическом факультете и работала крупье в казино (она делала ударение на второй слог: кази́но).

Повод для спора, который быстро стерся бы из памяти, не будь всех последующих событий, дал я. Мы заговорили о том, что, получив независимость и растворяясь в Европе, Эстония теряла вес еще больше, чем когда она была частью СССР. Я рассказал одну из своих любимых историй про Филиппа Оранского, освободившего в XVI веке от испанцев-католиков принявшую протестантизм Голландию. Все, что мы видим на некоторых картинах Брейгеля, в первую очередь на «Избиении младенцев», списано с натуры — каратели герцога Альбы прошлись по его стране огнем и мечом. Так вот после победы Филипп Оранский сказал: «Голландцы, в этом веке вы страдали, как ни один другой народ Европы. Отныне, обещаю вам, вы будете счастливы. У вас больше не будет истории».

Ребята намек поняли. В споре о преимуществах и недостатках скромного буржуазного существования возникла мысль о том, что Эстония известна теперь только тем, что о ней нечего сказать. Я отметил, что последний раз, когда я слышал о ней в новостях, это был репортаж о марше бывших эсэсовцев (я действительно видел его в один из последних приездов в Москву — на Западе же такое не покажут). Тут Кристина и схлестнулась с моим Арне.

— Я не горжусь этим, — сказала Кристина. — Эти люди портят имидж моей страны, но ничуть не больше, чем те, которые служили коммунистам. Разница в том, что те теперь боятся высунуть нос на улицу.

— Хорошо, — согласился Арне. — Тебе не нравятся советские ценности — мне, кстати, тоже. Но есть еще ценности европейские. Ты можешь представить себе марш коллаборационистов на Елисейских Полях или парад британских нацистов по Пиккадили?

— Да, но здесь тебе никто не мешает стоять в пикете, чтобы протестовать против переноса памятника этим твоим освободителям, из-за которых мы еще на сорок лет впали в рабство.

— Давайте будем справедливы, — вступил в спор я. — За свою историю Эстония была суверенным государством лишь двадцать лет, между двумя мировыми войнами. Россия, в составе которой Эстония была почти два века, считала, что она просто возвращает себе свои территории.

— Но эстонцы с этим не были согласны, — возразила Кристина. — И те, кто были готовы за это сражаться, делали ставку на Германию как на страну, которая могла противостоять России. Вот и все! Они просто были большими патриотами, чем те, кто смирился с советской оккупацией. Ты конформист, друг мой, — повернулась она к Арне. — Конформист по натуре, потому что сейчас тебя к этому уже ничто не принуждает.