Смерть беспозвоночным

— Вот именно! — подхватил адвокат. — И меня меньше бы удивила обратная ситуация, то есть убийство автора, который не желает продать свое произведение для экранизации. А режиссер или там сценарист предвидит грандиозные барыши, уже со всеми договорился, и теперь препятствием у него на пути становится лишь автор. И еще, когда я вот так рассуждаю, мысленно убивая бездарных постановщиков, автор как бы наказывает их даже не за намерение, а за их бездарность, неумелость, даже небрежность в работе.

— Не исключено, и чтобы уже никогда больше не допустить такой небрежности и бездарности по отношению к талантливым первоисточникам. И сдается мне, пан адвокат, что вы сейчас мне немножко навешали на уши лапши, ведь вы наверняка что-то такое подозревали, когда заставили Эву покинуть Польшу. Боялись, что станут ее подозревать? Ну, признайтесь же!

Теперь адвокат ответил сразу, не раздумывая.

— Раз уж вы столько знаете, нет смысла мне скрывать остальное. Не хотелось бы, чтобы добрые намерения предстали в искаженном виде.

— А могли бы! — безжалостно добавила я, решив уж идти до конца. — Ведь можно предположить, что Эву вы отослали в безопасное место, чтобы самому их прикончить!

Пан адвокат не потерял хладнокровия и не уронил чашечки с кофе, хотя рука его предательски дрогнула. Пристально глядя на меня — не шучу ли? — и поняв — отнюдь, он возразил:

— А вот тут вы ошибаетесь. Я говорю только о случае с Эвой. Не знаю, как далеко простирается ваша осведомленность, но тогда по всему фронту началась яростная кампания против Эвы, ей мешали во всем, подставляли подножку, не давая и шагу ступить, и всячески стараясь испортить ее имидж. Что оставалось делать? Нервное состояние ее дошло до того, что она не только писать — спать и есть не могла. В ней развилась какая-то болезненная склонность ото всех скрываться и вообще бежать на край света. Но мне представлялось, что прежде всего следует изолировать ее…

— Поренч! — вырвалось у меня.

Похоже, пан адвокат уже несколько приспособился к моим убийственным познаниям, поскольку на этот раз очередной мой залп выдержал относительно спокойно.

— И не только, — добавил он. — Отослав Эву в безопасное место, я сам, и, уверяю вас, безо всяких убийственных намерений, решил хорошенько разобраться в причинах такой агрессии против Эвы. Теперь вижу, что вы, уважаемая пани, могли бы значительно пополнить собранные мною сведения.

— Но только с разрешения Эвы! — заявила я. — Мне ведь не известно, в какой степени она ознакомила вас с тем, что ей пришлось пережить, так сказать, внутренне. По себе знаю — иногда до того муторно, хоть вешайся. И даже самой себе трудно в таком признаться. Может, ей не хотелось так выворачиваться наизнанку, особенно перед мужчиной.

— А ей и не надо! Простите, вы знаете ее… родителей?

— А вы знаете? Лично?

— Имел удовольствие один раз…

— Странное у вас понятие об удовольствиях, пан адвокат… И сдается мне, вы и без меня уже достаточно знаете. Фирма «Поренч и папочка» была в состоянии прикончить стаю крокодилов. У меня же с самого начала создалось ощущение, что Эву Марш затаскивают в омут, и, похоже, ее гонители не знали, что ее нет в стране. Она уехала без лишнего шума?

— Я бы даже сказал — украдкой.

— Вот это правильно вы сделали. А чего вам еще не хватает?

— Конкретных фактов профессионального плана. Хотя бы таких: каким образом ее несомненно талантливые произведения превратились в невыносимо пошлые подделки? Ниже всякого допустимого уровня! Ведь насколько мне известно, она лично принимала участие в их написании, в договорах речь велась о соавторстве, так как же получается, что написанное превращается в свою противоположность? Я, естественно, предложил ей подать в суд гражданский иск, но она когтями и зубами отталкивала его, заявляя, что «меня просто публично выпотрошат», так она выразилась.

Я стала кивать головой еще на середине адвокатского высказывания, так под конец его голова у меня чуть не отвалилась.

— И она права! Поймите же, она внутренне самодостаточна, и умственно, и творчески. Любое сотрудничество с кем-то, любое партнерство ей только мешает. Заставляет вводить изменения, которые она не предвидела, и инициатива партнера никак не укладывается в ее литературный замысел, а ее идеи вызывают критику партнера. Он бесцеремонно корректирует ее текст, вносит поправки, в корне искажающие первоначальный замысел. Поймите, это не работа, а мука! И если она все же настоит на своем, никакой гарантии, что это останется в конечном варианте. Чаще получается все наоборот, и у автора опускаются руки. Кому пожаловаться, как доказать? Неужели вам самому, пан адвокат, никогда не приходилось иметь дело с режиссером, который по–своему претворяет созданный автором образ?

— Лично никогда.

— А интервью? Неужели вам не выпадало такое счастье? Вот вы даете интервью, что-то там говорите, а журналист переделывает все на собственный лад, как ему правится.

— Я не даю интервью.