Смерть без работы не останется

— Антонелли, — сержант поднялся и отряхнул руки, — ты маньяк. Для тебя секс даже важнее службы.

— Ага, маньяк, — оживился моряк. — Дайте мне на час девушку, и вы по ночам будете спать спокойно! А то ведь я за себя не ручаюсь.

В катере громко заржали еще четверо. Сержант задумчиво посмотрел в сторону базы, потом снова на девушку. Судя по грязной усмешке на его лице, решение, которое он принял, понравилось ему самому.

— Ладно, грязные ублюдки! Черт с вами, — сказал он своим подчиненным, — тащите ее в катер. Она, кажется, просто в обмороке от усталости и голода. Возьмем ее на корвет [7]. Только если кто-то из вас проболтается капитану, я в первую же ночь вышвырну его лично за борт с этой шлюшкой.

— За неделю похода, — покачал головой один из моряков, — парни ее вылечат любовью.

— Никаких недель, — твердо отрезал сержант. — Одна ночь и строгий график! Я не собираюсь устраивать из нашего кубрика бордель и рисковать своими нашивками и пенсией. Обойдетесь одной ночью!

— А потом?

— Гилмер, ты совсем дурак? За борт и концы в воду.

— «За борт» и «концы в воду» — это одно и то же, — спрыгивая с катера на берег с довольным видом, заметил Антонелли. — Стареешь, Серж, стал много говорить и часто повторяться.

Лера очнулась, когда в рот ей полилась огненная жидкость. Она закашлялась от алкоголя, попавшего в дыхательное горло, и открыла глаза. Она увидела вокруг стены, выкрашенные в светло-синий цвет, и мужские лица: среди белых двое были темнокожими, а один похож на мексиканца. И все в военной форме. Лера вытерла рот рукой и слабо улыбнулась. Военные… значит, она добралась, значит, она теперь в безопасности, ведь это не арабы, это американские военные. Они местным властям не подчиняются. Они вывезут ее отсюда или свяжутся с посольством. Они помогут…

— Улыбается, — с дрожью нетерпения в голосе сказал Антонелли. — Это просто чудо! Парни, пустите меня, а то я сейчас кончу прямо в штаны.

Лера не поняла ни слова и удивленно стала озираться. Она слишком хорошо знала такие вот ухмылочки и смешки. Но этого же не может быть, это шутка какая-то! Сейчас придет начальник и строго прикажет. Это же европейцы… Только потом Лера вспомнила, что все с ней произошедшее было сделано тоже европейцами. Своими же согражданами.

Она хотела закричать, вырваться, но ей зажали рот, потом кто-то ловко заклеил его пластырем. Ее держали за руки, а над головами мужчин стали передавать из задних рядов цветные упаковки презервативов. Военные моряки очень заботились о своем здоровье.

Она стонала и билась, она теряла сознание от боли, но ее приводили в чувство едким запахом каких-то медикаментов. Потом она провалилась в небытие. И уже ничего не чувствовала. Время остановилось, а ее все насиловали и насиловали. На ней порвали всю одежду, ее царапали ногтями в припадках животной страсти, кусали за груди…

Лера в какой-то миг очнулась, и ей показалось, что она сходит с ума. Наверное, мудрая природа готова была бросить ее в омут сумасшествия, чтобы девушка не умерла от ужаса всего с ней происходящего. Но страх сумасшествия был так же силен, как и страх безумства. А еще внутри всколыхнулась обида, ненависть. Ненависть ко всему мужскому роду. И желание жить! Жить, чтобы убивать.

И звериная сила, откуда-то взявшаяся, позволила Лере на миг вырваться из цепких потных рук, она издала сдавленный животный вой сквозь пластырь, она вцепилась ногтями в чью-то щеку, ударила ногой, но на голову ей тут же обрушился страшный удар.

Боль была невыносимой, острой. Она раскалывала череп, проникала глубоко в мозг. Ее было невозможно терпеть. Может быть, именно поэтому Лера и не потеряла до конца сознания. А может, она все это ощущала именно из глубин подсознания. Она чувствовала, как ее несут, как несколько раз она ударилась о металлические стены и углы, потом свежий воздух с привкусом соли. Потом ей стало легче, даже захватило дух. Это было как ощущение полета, свободы, которая заставляла вздохнуть полной грудью…

И тут в горло ударила волна горечи, заставившая закашляться, забиться. Боль в носу, в голове во всем теле. Тело как будто проснулось и снова стало все ощущать, даже прохладу воды. И эта прохлада была бы приятной, если бы горечь не лезла через нос и рот внутрь, в легкие.

Лера пришла в себя, она видела перед глазами черную муть, пузырьки воздуха. Это было так страшно, как если бы она проснулась в могиле. Лера забилась, стала грести руками, ногами, горло разрывалось, разрывались легкие, но она выдержала… вынырнула на поверхность…

Огоньки уходящего судна, ночь, звезды на черном небе и волны. Они были теплыми, плавными, они поднимали Леру и опускали. От всего пережитого, от качки, от горечи во рту и воды в легких ее стало рвать. Это было ужасно, потому что невозможно одновременно держаться на воде и бороться с рвотными позывами, с судорогами в желудке.