Смерть дедушки

— Палка со мной в гроб пойдет, — ответил дедушка.

— И ты мне ее не дашь? — спросил Уку. — Продай ее мне, дедушка, я куплю ее, у меня денег хватит.

— Сколько же у тебя денег?

— Я не знаю точно, но больше пятидесяти копеек.

— И ты отдашь мне все эти деньги за палку?

— Отдам.

— Знаешь, Уку, такую палку, как моя, за деньги не продают.

— А за что же?

— Такую палку надо сделать самому или заработать за всю долгую жизнь.

— Ну тогда продай мне свою трубку, — клянчил Уку.

— Трубку! — удивился дедушка. — Смерть меня и не найдет, если передам тебе мою трубку.

Тут разговор их прервался, так как мать вернулась в комнату и Уку вскоре счел себя лишним. Главное, бесполезно было здесь сидеть, если не удавалось поговорить с дедушкой самостоятельно, а не в присутствии матери или кого-нибудь другого. Но мать почувствовала, что у Уку есть какие-то свои дела с дедушкой, и спросила:

— Что этот мальчик тут высматривает?

— Насчет наследства торгуется.

— Какого такого наследства?

— Ну, у меня ведь есть палка и трубка.

Все немного помолчали, потом невестка спросила:

— И что ж, сторговался?

— Нет еще. У меня только и осталось, что эти спутники в жизни.

И снова в комнате воцарилось молчание. Наконец невестка сказала:

— Ты еще не умрешь, дедушка.

— Почему это?

— Ты все еще заботишься о спутниках в жизни.

— Трубка и палка и после смерти сгодятся в спутники, — ответил дедушка.

Прошло два дня. Дедушка по-прежнему лежал в постели. Он ни на что не жаловался, не хотел и есть, только время от времени пил из кружки холодную воду, дотрагивался до своей можжевеловой палки и держал пустую трубку в зубах. Он даже разок набил ее табаком, но не закурил. Если и разговаривал, то с невесткой о своей нынешней благодатной жизни, с которой приходится расставаться, а с Уку — о трубке и палке, которые пойдут вместе с ним в могилу. Никакие просьбы не помогали, дедушка не хотел отказываться от двух своих последних спутников. Когда Уку обратился наконец к матери, чтобы та помогла уговорить дедушку, мать сказала:

— Дедушка так скоро не умрет, раз он дорожит своей трубкой и палкой.

— Дедушка говорит, что смерть его не найдет, если у него не будет трубки и палки, — объяснил мальчик.

— Это ведь только шутки, — сказала мать, как бы утешая его. — А умирающие не шутят.

Но Уку слова матери не утешили. Его мыслями так завладели дедушкины палка и трубка, что он предпочел бы скорее услышать о смерти деда, чем о том, что тот останется в живых, только бы как-нибудь заполучить обе эти вещицы или хотя бы одну из них.

На третий день случилось так, что дедушка лежал в постели, глядя в окно, у которого сидела невестка и что-то шила. В эту минуту к окну подлетела синица и постучала своим клювом: тук, тук, тук! Невестка оставила шитье, увидев птицу.

— Видишь мою синицу? — спросил дедушка.

— Значит, это твоя? — вместо ответа спросила невестка.

— А чья же? Грудка красивая, зеленая.

— Разве ты оттуда видишь, что она зеленая? — спросила невестка с дрожью в сердце.

— Сегодня вижу, вижу, — утверждал дедушка. — Вижу и то, что божья пичуга вдруг улетела, а потом опять вернулась, смотрит, надо ли еще стучать или уже хватит.

Невестка слушала и не спускала глаз с дедушки, совсем забыв о синице. Ей хотелось бы что-нибудь сказать, но она не находила слов. В недоумении вышла она из комнаты, чтобы оставить дедушку с его божьей пичугой. Во дворе невестка сказала мужу, дедушкиному сыну:

— Он, видно, и впрямь собирается умирать, говорит, что видит синицу на окне.

— Может, только слышит, как она стучит в стекло клювом.

— Нет, нет, видел даже, как улетела с окна и потом опять вернулась.

— Моя мать часто говорила, что перед смертью слепые видят, а глухие слышат, может, и он…

— Да, может быть…

Пока отец и мать припоминали, что говорит мудрость старых людей о том, как приходит смерть, Уку, услышав первые слова, сказанные матерью отцу, сейчас же побежал в комнату к деду. Ведь если тот в самом деле умирает, то пора сделать последнюю попытку — может быть, дед все же переменит свое решение и оставит Уку трубку или палку, либо то и другое.

Но когда Уку вошел в комнату и заговорил с дедушкой, тот не ответил. Мальчик подумал, не задремал ли он, но тут заметил, что глаза у дедушки открыты. Уку сообразил: что же это за сон, если глаза открыты. Кроме того, глаза у дедушки были такие странные — такие же глаза бывали у овец, когда мать осенью вносила в комнату овечьи головы в корзине.

Уку опрометью выбежал из дому, бросился к отцу с матерью и закричал:

— Мама, мама, дедушка умер!

— Не болтай глупостей, — ответила мать. — Я как раз только что…

— У него глаза как у мертвой овцы! — доказывал Уку.

— Придержи язык! — крикнул отец.

— Нельзя так говорить о дедушке, — наставительно сказала мать.

Это говорилось уже на ходу, но пути к дому. И когда все вошли в комнату, оказалось, что дедушка действительно скончался, как будто послушался зова синицы, этой божьей пичуги. Ничего другого не оставалось, как закрыть покойнику глаза.

Но, оставшись вдвоем с матерью, Уку тотчас же спросил:

— А что будет с дедушкиной палкой и трубкой?

— Мы их положим в гроб, — ответила мать.