Смерть для некроманта (СИ)

— Похоже на то. Она говорила что-то о том, что остальные дома скоро падут, и дом смерти станет единственным, имеющим влияние во всех мирах. Что это значит и что за дома такие — не знаю. Но черт, зато я знаю Дашку. Лет с десяти. Как могло случиться так, что она все это время работала Смертью? Я помню её ребенком! Мы в пятом классе влюбились в одного мальчика, а в одиннадцатом пришли в одинаковых платьях на выпускной!

— Время в разных мирах идет по-разному, — вздохнул Сентемар. — За несколько минут там могли пройти десятилетия здесь.

— То есть пока я ждала её на остановке, она могла проработать сотню лет Смертью?

— Именно. Ренсемина — это не имя. Это титульная приставка к имени. У каждого, кто имеет такой, она своя. Двух Ренсемин не существует. Она получила его еще до того, как её партнером стал я. За что — она не говорила. Старалась обходить эту тему. Но право на подобное получают за особые заслуги перед Министерством.

Подумать только! Дашка затянула меня сюда! Зачем ей это? Зараза! Она сейчас может быть больше чем на сотню лет старше меня!

— А что с этими домами? — поинтересовалась я, одновременно избавляясь от красной мантии.

— Этот мир создали четыре бога. Бог Смерти, бог Порядка, богиня Магии и бог Судьбы. Они же создали четыре дома своих последователей. Но потом боги рассорились. Началась война, в которой телесные воплощения всех богов были уничтожены. Они все могут говорить с нами при помощи аватаров, как твоя татуировка, но прямого влияния на мир у них нет. Их служители до сих пор ненавидят друг друга, но чтобы не похоронить весь мир в войне, они подписали договор о создании Министерств. Там четко оговорены все права, разделены сферы влияния и такое прочее. Никто не имеет права нарушать Договор. Но дома продолжают плести интриги друг против друга, в надежде отхватить немного больше власти над миром.

— А если какой-то из них победит — тогда что? — поинтересовалась я.

— Если победит дом Смерти, они будут вправе сами решать, кому когда умирать. Уничтожать неугодных. Дом Порядка навяжет четкие правила. Правила чистой логики, наплевав на эмоции. Дом Судьбы четко определит будущее каждого человека. Например, то, что ты не можешь иметь отношений ни с кем, кроме меня — их требование. Ну а Магия, — Сентемар призадумался. — Неконтролируемая магия хуже всего вышеперечисленного. Темные маги получат право делать то, что они хотят, а родовые проклятия начнут произноситься ежедневно. Все четыре силы должны ограничивать друг друга. Тогда есть баланс. Но если одна начнет доминировать — начнется конец привычной жизни.

— И что нам делать? — поинтересовалась я. — Может, рассказать обо всем другим Министерствам?

— Не докажем. Что ты слышала? Ну говорили они, что скоро мир им покорится. Они постоянно это говорят. Никто нам не поверит. А в худшем случае решат, что это провокация.

— Можем показать им яйцо…

Почему-то вспомнилось, как я в глубоком детстве услышала про яйца Фаберже, и решила, что люди несутся, как птицы.

— Мы даже не знаем что это, чтоб показывать его всем подряд.

— Если он еще без сознания, поговорить с ним не сможем, — фыркнула я.

А так хотелось докопаться до всех тайн моей подруги. Теперь, наверное, уже бывшей.

— Сможем. Смерть может проникать прямо в разум других существ. Полезай в гроб и поехали.

* * *

Гроб остановился возле больницы, которая ну никак не напоминала аналоги из нашего мира. Это было большое куполовидное здание без единого окна, зато поросшее зеленью настолько, что я его не заметила, пока мы с Сентемаром не подъехали вплотную. Над зданием кружили две птицы… А может, летающие ящеры? Отсюда не разберешь.

В любом случае если кто-то из местных пациентов видел, как мы подъезжали, у него точно екнуло сердце. Представьте себе картину — лежите вы в палате, и тут смотрите — к парадному входу подъезжает гроб.

Я выбралась из-под крышки первой и только сейчас заметила над больницей еще один остров. Он был перевернут вверх дном, а с него вниз спускалась подобная игле башня. Она упиралась прямо в крышу больницы. Увидев это, я на мгновенье подумала, что это все еще затянувшийся сон.

А еще здесь были коты. Они расселись на деревьях с вывесками «Запретить кастрацию в технических мирах», «Себе отрежьте» и «У вас есть яйца, чтобы это запретить?».

Выбравшись из гроба (никогда не думала, что мне придется это делать), я увидела знакомое лицо. А точнее не лицо, а клюв. Курия ко Рябуш сидела на скамейке под густыми деревьями и смотрела вокруг таким взглядом, будто готова кого-нибудь заклевать до смерти.

Только завидев нас, она замахала крыльями и бросилась вперед.

— Они не пускают меня к моему… Как же его… Подписчику!

— Подписчику? — удивилась я. На фейсбуке, что ли?

— Не подписчику. Ах. куриная моя память! Не под писькой. Под чем же он?

Не знаю под чем был дракон, но курица — явно под чем-то тяжелым.

— Подкаблучнику! Во! Я и к верховному лекарю ходила, и адепток просила провести. А они… Это варварство! Из меня чуть суп не приготовили! Хорошо я успела выпрыгнуть в окно! И летела как голубь мира…

Скорее уж курица назойливости.