Насчет шестерых молодых людей с игровой площадки он разузнал не много. Эдуард Фишер, судя по всему, действительно не наркоман и угодил в рамки дознания чисто случайно. Женщины — явно мелкая сошка и вряд ли причастны к убийству. Двое из троих оставшихся парней, пожалуй, тоже мелкая мошка, на серьезные преступные деяния не способны. А вот Лукас Шиндлер, по прозвищу Лакки, случай тяжелый, имеет несколько судимостей. Сидел он за противозаконную торговлю наркотиками. За ним установлено круглосуточное наблюдение, — возможно, удастся через него выйти на крупных дельцов.
— Вы ясно представляете себе, что это могут быть за лица? — осведомился Сутер.
— Международная наркомафия, — ответил Мадёрен. — Если и не вероятно, то вполне возможно, что именно она в ответе за это убийство. Ведь базельская модель легальной выдачи наркотиков грозит распространиться и на другие страны. А это выбьет почву из-под ног наркомафии. Отсюда напрашивается вывод, что она может нанести контрудар, скажем в форме убийства.
Луди сказал, что ничего нового не раскопал. Но готов работать хоть круглые сутки.
— Цюрихская бульварная пресса ведет себя прямо-таки беспардонно, — возмущенно заявил Сутер. — Мало того что она самым наглым образом вмешивается в базельские дела и без стеснения выставляет оценки соседнему кантону, так нет, еще и бесстыдно печатает собственные бездоказательные измышления. И таким манером ставит под вопрос все расследование. После звонка анонима — а звонил именно аноним, — который утверждал, что орудием убийства явился разделочный нож, цюрихские писаки в форме вопроса представили сие заявление как факт, что выглядит сущим издевательством над всякой журналистской этикой. Алчная погоня за сенсацией парализует базельскую уголовную полицию. Здесь, на Рейне, мы привыкли действовать тщательно и скрупулезно, отличая факты от предположений. Сперва эти щелкоперы даже отрицали, что записали звонок на пленку. Чтобы положить конец проискам этих стервятников, пришлось пустить в ход тяжелую артиллерию. Главный прокурор, по моей просьбе, хорошенько поднажал в Цюрихе и благодаря своим связям добился, чтобы газета выложила пленку с записью звонка. Ее везет курьер, в Базеле она будет уже нынче к вечеру и сразу поступит в распоряжение экспертов.
На этом совещание закончилось. Потом Луди, Халлер, Мадёрен и Хункелер еще посидели в кафетерии. Настроение у всех четверых было паршивое.
— Кошачья шерстинка, письмо с угрозами, анонимный звонок и разделочный нож, которого у нас нет, — сказал Луди, — чертовски мало. Для чего нам эта хитрая аппаратура, раз толку от нее никакого? Если парня в компьютере нет, то и компьютер совершенно бесполезен.
— Ясное дело, он там есть, надо только найти его, — сказал Мадёрен.
— Мотива нет, — вздохнул Халлер. — Зачем кому-то понадобилось убивать докторшу?
— Это наверняка наркомафия, — опять завел Мадёрен. — Если повсюду в мире будут совершенно легально раздавать наркотики, то мафия не сможет торговать своим зельем, а в результате потеряет миллиарды. Сильный мотив.
— Если это и вправду был кто-то из наркоманов, — заметил Луди, — его давно и след простыл.
— Почему она впустила преступника? — спросил Халлер. — И почему вообще была на работе, а не дома?
— Доктор Кнехт вернулся? — полюбопытствовал Хункелер. — Ты с ним беседовал?
— Да, — ответил Халлер. — Загорелый такой, в отличной форме, прямо кинозвезда. Времени у него было в обрез, слишком много пациентов и приемной. Он понятия не имеет, кто бы это мог быть.
Мадёрен опять смотрел собачьим взглядом, которого Хункелер не выносил.
— Когда про завещание рассказывал, ты кое о чем умолчал, — сказал Мадёрен. — Я сразу — заметил, потому что давно тебя знаю.
— О чем же я, по-твоему, умолчал?
— Вот и я думаю — о чем?
— Я сообщил все, что можно и нужно.
— Не-а, — с собачьим упрямством повторил Мадёрен.
Хункелер почувствовал, как его бросило в жар, причем вовсе не от июльского зноя. Так бы и взял парня за шкирку да вмазал как следует!
— Стоп! — сказал Луди. — Спокойно, ребята. Мы одна команда.
Хункелер встал и вышел из кафетерия.
В машине комиссар вытащил записку, составленную сегодня утром. Вытер потную шею и принудил себя успокоиться.