Смерть экспертизы

Иногда сомнение в правильности рекомендаций экспертов может превратиться в навязчивую идею с трагическими последствиями. В 2015 году у бухгалтера из Массачусетса Стивена Пассери умерла семидесятивосьмилетняя мать, страдавшая от сердечно-сосудистого заболевания. Миссис Пассери долго болела, у нее также была эмфизема, и умерла она после операции по замене сердечного клапана. Но Пассери был убежден в том, один из докторов его матери, Майкл Дэвидсон – директор отделения эндоваскулярной хирургии в лучшем госпитале Бостона и профессор Гарвардской медицинской школы – проигнорировал его предупреждения об определенном препарате, который давали его матери. Бухгалтер пришел в госпиталь и застрелил доктора. Затем он убил себя, но прежде оставил на видном месте флеш-накопитель с «исследованием», которое он провел по этому препарату.

Очевидно, что Стивен Пассери был психически нездоровым человеком, лишившимся рассудка после смерти матери. Но, побеседовав накоротке с профессионалами из любой области, услышишь похожие, пусть и менее драматичные истории. Врачи привычно спорят с пациентами по поводу лекарств. Адвокаты описывают клиентов, потерявших деньги, а иногда свободу из-за проигнорированного совета. Учителя рассказывают о родителях, настаивающих на том, что экзаменационные ответы их детей правильны, даже когда они однозначно ошибочны.

Риелторы вспоминают клиентов, которые покупали дома вопреки их профессиональным советам и в итоге выбрасывали деньги на ветер.

Ни одна сфера американской жизни не защищена от утраты доверия к экспертному знанию. Возникновение многочисленных проблем со здоровьем, от лишнего веса до детских болезней, возможно, является следствием ухудшения способностей американцев в научных дисциплинах, в том числе в математике. Тем временем в сфере государственной и общественной политики – где, по крайней мере, некоторые знания в области истории, гражданского права и географии являются необходимыми для аргументированных дебатов – нападки на традиционную систему знаний достигли пугающих масштабов.

Корень всех этих проблем – в неспособности дилетантов понять, что периодические ошибки экспертов в определенных вопросах – это не то же самое, что систематические ошибки во всем. Главное заключается в том, что эксперты чаще бывают правы, особенно когда дело касается ключевых вопросов.

Время недостаточно информированных избирателей

Политические дебаты и осуществление публичной политики это не наука, а, скорее, противостояние. Иногда они проходят уважительно, но чаще напоминают хоккейный матч, где нет судей, а зрителям разрешают выскочить на лед. В современной Америке политические дебаты все больше похожи на бои между группами плохо информированных людей, которые умудряются ошибаться одновременно. Те политические лидеры, которые оказываются умнее публики (и, похоже, в последнее время таких становится все меньше), ввязываются в эти публичные конфликты и возражают своим избирателям, идя на определенный риск.

Существует масса примеров подобных конфликтов среди тех, кого приглашенные эксперты и аналитики осторожно называют «недостаточно информированными избирателями». Но о чем бы ни шла речь – о науке или политике – всех их отличает одно вызывающее тревогу свойство: эгоистичная и эмоциональная настойчивость в том, что к каждому мнению следует относиться как к истинному. Американцы уже больше не видят разницы между фразами «ты ошибаешься» и «ты глуп». Не соглашаться равносильно проявлению неуважения. Исправить другого значит оскорбить. А если ты отказываешься признать, что все точки зрения достойны рассмотрения, вне зависимости от того, насколько они фантастичны или безумны, значит ты зашоренный.

Повальное невежество людей, участвующих в публичных политических дебатах реально влияет на качество жизни и благосостояние каждого американца. Так, например, в 2009 году во время обсуждения реформы здравоохранения и защиты пациентов в США, по крайней мере, половина всех американцев верила утверждениям оппонентов, таких, как бывший кандидат от республиканцев на пост вице-президента, Сара Пэйлин, что законом будут предусмотрены специальные «комиссии смерти», которые будут решать, кто получит медицинское обслуживание или, иными словами, кто достоин жить. (Четыре года спустя примерно треть военных врачей, похоже, продолжали верить в это.){7} Почти половина американцев также была убеждена в том, что этот закон утверждает единый правительственный план по здравоохранению. Но каким бы ни было отношение к программе, она не имеет ничего общего с подобными идеями. Спустя два года после принятия закона, по крайней мере, 40 процентов американцев не были даже уверены в том, что программа все еще действует.