Смерть этажом ниже

Командировочный напротив услышал и вставил обиженно:

— Почему вы нам не сказали, что водка есть?

— Я в буфете спрошу, — сказал Миша. — А вам тоже?

— Нет, нам не надо, — сказал второй командировочный. — Мы будем пить коньяк, как заказывали.

Миша ушел за заказом, и Эля спросила:

— Вы обещали рассказать, что у вас случилось?

— Меня ждали общественники, — сказал Шубин. — Мы с ними разговаривали.

— Это психованный Борис, да?

— Там их четверо было. Еще девушка из книжного магазина.

— Очкастая? Знаю. Чего им нужно? На Силантьева жаловались?

— Рассказывали, как дела в городе.

— Дурачье они, — сказала Эля. — Они только злят начальство. А лучше не будет.

— Ты им не веришь?

— Разве так дела делаются? Это все равно, что в этот ресторан без знакомства идти. Там снаружи человек пятьдесят стоят, руками машут. А мы здесь сидим, понимаете?

— А завтрашний митинг?

— Они уже вам рассказали? Разгонят митинг. А им только неприятности.

— Ты откуда знаешь?

— А мы, водители, рядом стоим у всех учреждений, — сказала Эля. — Ждем начальство и разговариваем. Если бы среди нас шпион сидел, он бы даже удивился, как мы много знаем. Водителей не замечают. А мы все слышим. Мы же нормальные люди. Они уже решили. Сначала сомневались, а потом решили — разгонят. Им бы несколько дней протянуть…

— Пока силантьевский юбилей отпразнуют? — сказал Шубин.

— Ну вот, вы тоже много знаете. Один день у нас, а столько знаете.

Подошел Миша, поставил салат, бутылку водки, нарезанные помидоры. Командировочным пока ничего не дали — только хлеб. Командировочные глядели на Шубина и Элю волками, но молчали.

— Вам сейчас будет, — сказал им Миша.

Оркестранты были на веселе, видно тоже поужинали, один из них рассказывал анекдот, певица в длинном декольтированном платье, все в блестках, от висков до пола, тонко хихикала.

— Но потом случилась странная история, — сказал Шубин. — Когда мы вышли из кафе, навстречу два парня…

Он рассказал о драке, правда, не стал признаваться в том, как бегал и прятался от милиционеров.

— Он велел бежать? — спросила Эля. — Думали, что это подстроили?

— Да, тот парень думал, что меня хотели скомпрометировать.

— Нет, — сказала Эля. — Если бы их, чтобы на митинг завтра не пришли, то возможно. Они сейчас сидят в отделении, пишут показания. Вот смешно!

— Значит, я зря убегал?

— Нет, не зря. А то бы вы тоже объяснения писали, а я бы тут сидела одна, в новом платье.

— Платье у тебя красивое, — сказал Шубин.

— Откуда здесь красивому быть? Это я еще в сентябре купила, подруга из Москвы привезла. А вам нравится?

— Честное слово, нравится.

Они выпили. Эля опрокинула рюмку резко, незаметно и привычно. В этом была неприятная для Шубина бравада. Или привычка?

Он немного не допил, поставил рюмку. Эля с удовольствием принялась за салат. Потом сказала:

— Нет, про вас они не знали. У нас здесь молодежь такая дикая, вы не представляете! Еще хорошо, что шапку не сняли.

— Я кепку потерял.

— Ой, и другой нет?

— Другой нет.

— Я вам завтра шапку лыжную принесу. У меня от мужа осталось. А то простудитесь. Она почти новая.

Шубин налил водки.

— За ваше здоровье, — сказала Эля. — Чтобы не простужались.

И выпила так же, как первую.

Она ела салат, потом вдруг отодвинула тарелку и сказала:

— Не знали они про вас. Николайчик вышел, когда вы уже отошли. Он меня спросил, куда вы пошли, а я сказала, что не видела. Значит, они не знали.

— Ну и отлично, — сказал Шубин.

Оркестр грянул с тем остервенением, с которым умеют играть ресторанные оркестры. Разговор пришлось прекратить. Подошел Миша, небрежно поставил на стол две тарелки супа для командировочных и ушел.

— Пошли потанцуем! — крикнула Эля на ухо Шубину. — А то не поговоришь.

Они пошли танцевать. Танцевали все, и Шубин подумал, что многие танцуют от невозможности поговорить иначе. От тесноты получался не танец, а некое коллективное покачивание. Эля запрокинула голову, откровенно глядя на Шубина. Он прижал ее к себе, и она была послушна. Они не говорили, да и не хотелось. Водка сразу затуманила голову, потому что Шубин был голоден. Но это ощущение было приятным. Эля положила голову на плечо Шубину, она была ниже его ростом. Он дотронулся губами до ее волос. Волосы пахли мылом.

Когда они возвращались к столу, толпа танцующих рассосалась и Шубин увидел, что у стены, за длинным столом, уставленным бутылками шампанского и водки, сидит знакомый человек, похожий на породистого дога, и внимательно рассматривает Шубина.

Шубин встретил его взгляд и, не узнав его еще, чуть поклонился, но человек не пошевелил головой, а продолжал смотреть, и тогда Шубин вспомнил: это же Гронский, директор химзавода. Он глядел на Шубина тяжелым пьяным взглядом, и, хоть до него было метров десять, ощущение было неприятным, как от физического прикосновения.