Дело шло к зиме, желтые листья платанов намело в кучи на всех площадях, и они уныло мокли под вечным моросящим лондонским дождем, — и тут Элизабет совсем потеряла покой. Уехать отсюда, уехать куда-нибудь, где небо сияет синевой, где светит солнце! Горло и легкие у нее были слабые, и она задыхалась в этом сыром, удушливом, пропитанном копотью зимнем тумане. Они поговорили о том, что хорошо бы поехать в Италию или Испанию, но Джордж прекрасно понимал, что не может себе этого позволить. В художественных и иллюстрированных изданиях, для которых он работал, его могли сколько угодно уверять, что все будет по-прежнему, но он прекрасно понимал, что стоит месяц не показываться на глаза — и к нему охладеют, а за три месяца попросту забудут и найдут вместо него кого-нибудь другого. Очень опасно, когда честность считается национальном добродетелью: люди пользуются этим с немалой выгодой для себя, как будто каждого в отдельности это освобождает от всяких обязательств. Итак, некоторое время они строили неопределенные, но соблазнительные планы, — чудесно было бы провести зиму в Сицилии или на Майорке! — а потом Джордж волей-неволей признался Элизабет, что побаивается ехать. Пусть она едет одна, умолял он, или пусть уговорит кого-нибудь из подруг составить ей компанию. Но Элизабет наотрез отказалась ехать без него. И они остались в Лондоне, оба работали, и обоих мучил кашель. Пожалуй, лучше было бы рискнуть, ведь потом Джорджу так и не пришлось увидеть ни Испанию, ни Италию, а ему очень хотелось там побывать.
В ноябре, проездом на юг, где она собиралась пронести зиму, в Лондоне на неделю остановилась Фанни, — и они встречались с ней чуть не каждый день. К этому времени Джордж и Фанни были уже на дружеской ноге. Иначе говоря, они всегда целовались при встрече и на прощанье — после того, как Фанни обменивалась поцелуем с Элизабет, — а в такси держались за руки, все равно была с ними Элизабет или нет. Она ни капельки не возражала, И не только потому, что была верна своей теории свободы. В ту пору она увлеклась еще и теорией «эрогенных зон» у женщин и реакции мужчин на эти зоны. Она уверила себя, будто Фанни «сексуально антипатична» Джорджу, — потому что однажды он мимоходом и без всякой задней мысли сказал ей, что у Фанни, на его взгляд, слишком плоская грудь. Элизабет ухватилась за эти слова — они прекрасно подтверждали ее теорию. Джордж знаком с Фанни уже больше года, и, однако, между ними до сих пор «ничего не произошло», — а значит, ясно, что «эрогенные зоны» Фанни на него не действуют.
— Вот странно, — говорила по этому поводу Элизабет (Фанни слушала ее с самым скромным видом, но с затаенной усмешкой). — Я-то считала, что ты — женщина именно того типа, который для Джорджа всего привлекательней. Но он говорит только, что у тебя «необыкновенные глаза», а глаза ведь совсем не эрогенная зона. Стало быть, ты ему нравишься просто как человек…
Поэтому Элизабет ничуть не трогало, что Фанни целуется с Джорджем или говорит ему: «Милый, принеси мне сигарет» — и он мчится со всех ног за сигаретами, или что он называет Фанни «голубка» и «дорогая». В наше время люди сыплют ласковыми словечками направо и налево, и кто их разберет, может, это еще ничего и не значит. И в самом деле, так продолжалось довольно долго, и, однако, «ничего не произошло». Джордж был всей душой предан Элизабет, притом ведь, когда Фанни была в Лондоне, они уезжали, а вернувшись, уже не застали ее. И Джордж и Фанни умоляли Элизабет поехать с Фанни на юг, но Элизабет ни за что не соглашалась. Она тоже умеет быть верной и преданной, не нужен ей отдых, если Джордж не может отдохнуть вместе с ней. Но к этому времени Фанни стала нежно, очень нежно относиться к Джорджу. Реджи ей наскучил: он с головой ушел в свои атомы и подчас забывал о своих обязанностях «faut-de-mieux». И она решила, что, пожалуй, недурно бы ей с Элизабет, так сказать, обменяться партнерами. Не то чтобы она хотела «отбить» Джорджа у его любовницы — ничего подобного! Он вовсе не нужен был ей в качестве permanence247
, — это она охотно предоставляла Элизабет. Но уж наверно он будет отличным locum tenens248, пока Элизабет приобретет новый опыт в обществе Реджи. И когда Джордж провожал ее на вокзале Виктория, ее прощальный поцелуй был горячей, чем всегда, пожатье руки — необычно долгим и нежным, а взгляд прекрасных глаз — особенно призывным.— До свиданья, милый! — Фанни наклонилась из окна и, к удивлению Джорджа, еще раз поцеловала его в губы. — Я, конечно, буду писать — часто писать. И ты, смотри, непременно пиши мне. Я вернусь не позднее марта.
И она писала: изредка — Элизабет, раза два — им обоим, чаше всего — Джорджу. Ее письма к Джорджу были самыми длинными и самыми забавными. Некоторые он показал Элизабет, другие забыл показать. Отвечал он аккуратно и очень нежно.